Бикфордов час

– Поставлю тебе дозу в вену, – я показал большую ампулу с нашатырным спиртом, но, поскольку ампула была запаяна, запаха нашатырного спирта не было. А прочитать надпись с расстояния в метр было бы невозможно даже при свете, не то что ночью. – Через две-пять минут ты начнешь правдиво отвечать мне на все мои вопросы. Беда только в том, что у меня есть с собой лишь один препарат. Несколько ампул, но сам препарат скверный. Из старых, которые сейчас уже редко используют. А если используют, то специально, с конкретной целью. Ты все мне расскажешь, ответишь на все вопросы, потом уснешь до утра. А утром тебя разбудят и отпустят на все четыре стороны. Естественно, без оружия, потому что сумасшедшим нельзя давать в руки оружие, и, вероятно, голым, чтобы ты точнее своему состоянию соответствовал…

– Сумасшедшим? – переспросил он.

Теперь беспокойство отчетливо слышалось и в голосе. А уж в глазах светилось полное мучительное несчастье. Я же продолжал ему это несчастье нести.

– Да, это препарат «СП-119»[17]. У него такой побочный эффект – пациент наутро сходит с ума. Прямо во сне. В медицине это называется методом амитал-кофеинового растормаживания и применяется к психически больным преступникам, чтобы добиться от них признания. Психически больные люди уже и без того больны. А здоровые люди становятся психически больными…

Я врал, придумывая на ходу, но врал вдохновенно, уверенным и убедительным тоном, и мне показалось, уже сам не сомневался в том, что я говорю. То есть даже себе внушил, что у меня в ампуле не нашатырный спирт. А бедному диверсанту внушил тем более. Пленник, у которого психическое состояние и без того должно быть подавленное, верил мне безоговорочно. Вопрос сводился только к тому, побоится он или не побоится сумасшествия.

Командир «укропской» ДРГ задумался на пару минут. А я так и стоял перед ним с поднятой в руке ампулой, и даже вторую руку поднял, словно намеревался отломить у ампулы тонкий носик, чтобы вобрать препарат в шприц. Он несколько раз поднимал взгляд, чтобы посмотреть на ампулу, но смотреть на нее долго не мог, и резко, с испугом отводил глаза. Один раз он даже попытался посмотреть в глаза мне, но я ответил твердым и холодным, предельно тупым и не ведающим сомнений безжалостным взглядом, и это, кажется, испугало командира ДРГ еще больше, чем ампула. В итоге он только отрицательно замотал головой.

– Что? Думаешь, не дашь поставить тебе укол? – усмехнулся я. – Я сегодня уже несколько раз имел возможность сделать это. Один удар, и ты в глубоком нокауте. И можно делать с тобой все, что душе угодно. Да и вообще, если на тебя несколько человек навалится, прижмут руки к дороге, у тебя от напряжения сразу вены выступят, и можно в любую колоть… Ладно, хватит болтать. Подставляй руку, я ее перевяжу…

Я стал разматывать резиновый жгут.

– Не… Нет… – прошептал командир ДРГ. – Первый. Первый…

– Кто или что – первый? – сделал я вид, что не понял.

– Вариант… Первый…

– То есть я могу спрашивать?

Он закивал мне почти радостно…

Глава пятая

Отправляться к месту назначения предстояло не морским путем, как подумал было майор Хайят, потому что Василь спрашивал и его, и лейтенанта эль-Габари, не болеют ли они морской болезнью. Сам вопрос давал направление мысли. Эль-Габари в ответ посмеивался. Он учился в Америке, какое-то время, правда, недолго, там и работал, и не однажды пересекал по морю океан. Хотя чаще, как сам признался, летал через океан самолетом. Абу Саид так категорично ответить не мог, и смеяться ему было не над чем. За свою жизнь он только однажды плыл на пароме через Ла-Манш, причем в дурную зимнюю погоду, и его тогда сильно тошнило, и больше водных путешествий не знал. И потому ничего конкретного сказать полковнику не мог.

– Жители пустыни часто плохо переносят море… – объяснил свой вопрос турок Василь. – Их на волнах, бывает, сильно укачивает.

– В нашем королевстве есть не только пустыни, – даже с некоторой гордостью возразил Абу Саид турку. – Саудовская Аравия большая. У нас есть и моря, у нас есть и свой флот. И служат на флоте часто жители пустыни. Вся наша история рассказывает о великих мореплаваниях.

Василь только плечами пожал. И ничего не сказал. Наверное, просто не знал истории и не представлял себе в веках никакого флота, кроме османского.

Вообще Василь был непонятным для Абу Саида человеком. Иногда молодому профессору казалось, что Василь всеми силами пытается сблизиться со своими спутниками, чуть ли не в друзья навязывается. А порой турок становился холодным и высокомерным и всеми силами подчеркивал, что они оба – его подчиненные. Причем настроение Василя могло меняться буквально за десять минут. И если в подходящие для общения моменты у Василя можно было спросить что угодно, и он с удовольствием подробно отвечал, то в другое время к нему лучше было не подступать. Он просто холодно, даже с презрением смотрел, ничего не говорил и отходил к окну, чтобы посмотреть на море. На повторный вопрос вообще отвечал возмущенным взглядом: дескать, знай свое место и не суйся…