Бикфордов мир

Харитонов, оставив вещмешок на полу, пролез в люк. Перед ним подпрыгивал, поднимая в воздух угольную пыль, широкий тендер с бортами, чуть загнутыми внутрь. Харитонов запрыгнул на него и чуть не упал оттого, что ноги не нашли там твердую опору, – уголь расползался под ними в стороны, и поэтому, чтобы не свалиться, Василий уселся, схватившись рукой за борт. Ковыляя, добрался до входа в машинное отделение. Там, почувствовав себя уже увереннее, он прошел узким железным коридором и оказался в кабине, где увидел пристально глядящего вперед Михалыча.

– О, опять крайнего нашли! – пробурчал он. – Ладно. Бери лопату и забрасывай уголь в топку, я позже подмогу!

Вернувшись на тендер, Харитонов взял в руки лопату и посмотрел по сторонам, на проносящиеся мимо деревья и поляны. Солнце висело над головой и жарило вовсю своими лучами по зеленой живучей земле. Наперегонки с бронепоездом летела какая-то птица, то и дело открывавшая клюв, но пела она или кричала – разобрать из-за металлического шума было невозможно. Вдруг с одной стороны деревья на мгновение расступились и за ними возникло поле, а за полем, словно в сказке, раскинулась маленькая деревенька в несколько домиков с крышами, покрытыми соломой.

И от увиденного, и от дрожания, которое началось на осях бронепоезда и захватывало собою всю броневую машину и тех, кто был на ней, у Харитонова возникла какая-то особая жизнерадостность, распиравшая его грудь, заставлявшая его судорожно сжимать кулаки. И так хотелось закричать что было сил: «Вперед!!! Вперед!», и хотелось закричать так громко, чтобы услышать самого себя, чтобы перекричать шум бронепоезда. Но Харитонов удержался от крика. Он просто стоял, напрягшись от проникшей в него с дрожанием гордости, которая, казалось, была совершенно беспричинной, скорее механического свойства. Стоял и смотрел вперед, и приятно было чувствовать кожей лица силу встречного ветра, и приятно было думать о том, что с легкостью противостоит он этому ветру и так, наверно, сможет он противостоять всему, что возникнет еще на его пути, что будет пытаться остановить его, не дать ему двигаться дальше к неведомой цели. И, словно от этого напряжения и гордости, почувствовал он в себе огромный прилив силы, и пушинкой показалась ковшовая лопата.

А бронепоезд все набирал и набирал скорость, и еще большее чувство гордости возникало в Харитонове. И летел уголь в топку – лопата за лопатой, и сильнее пылал неживой глаз послушной человеку машины, и от этого еще быстрее катилась она по ржавым рельсам, снимая с них ржавчину и оставляя их за собой уже блестящими, возрожденными и ожидающими следующих составов.

Промелькнули еще две деревеньки, несколько полей пшеницы. С каждым километром появлялось все больше признаков организованной человеческой жизни, и хотя Харитонов не знал, что за жизнь протекала в этих местах, но у него появились светлые мысли, радостные надежды на то, что этот бронепоезд вывезет его из странных мест, достойных взрыва, и привезет в другие города и села, где все, как было в детстве, и улыбающиеся люди ведут детей на поле показывать им первый большеколесый трактор.

Солнце обогнало бронепоезд. На тендер вылез один из матросов, ранее чистивших пушечную башню.

– Ну иди! – сказал он отрывисто. – Теперя я покидаю!

Харитонов отдал ему лопату и, подходя к краю тендера, бросил взгляд на красный лозунг, полукругом выведенный на внешней стенке пушечной башни.

«Если враг не сдается – его убивают!» – прочитал Харитонов и согласился с этими словами.

Потом нырнул в открытый люк бронеплощадки.

– Ай да негра! – хохотнул Петр, глядя на Василия. – На, оботрись тряпкой. Воду надо беречь.

Харитонов провел по лицу тряпкой и тут же уловил запах машинного масла.

– Теперь садись, тут поработаем! – сказал Петр. – Вишь, мы уже пять ящиков обтерли, а еще во сколько! – Он показал на выкрашенные в грязно-зеленый цвет деревянные коробки.

Харитонов сел на ящики и занялся делом. Петр подавал ему грязные снаряды, а он обтирал их промасленной тряпкой, стараясь содрать пятна затвердевшего масла, и потом передавал другому матросу, снова укладывавшему снаряды в ящик.

– А што… Петь кажет, ты взорвать все могешь?! – спросил, прищурившись, другой матрос.

Харитонов поднял голову.

– Должно быть, могу, – сказал он довольно твердо.

– И што, все вот враз бах – и нет?! – допытывался матрос.

– Ну да… – подтвердил Василий.

– А че ж ты раньше не взорвал?! – медленно, будто вслух размышляя, спросил матрос.

– Да раньше вроде нечего взрывать было. Тайгою шел…

– А коли взорвешь, то и крейсер бахнет?

Харитонов задумался. К крейсеру он чувствовал уважение, и не хотелось, чтобы он взрывался, но для этого необходимо было умное пояснение, и Харитонов до него домыслился.

– Нет, – сказал он решительно. – Крейсер останется. Все, что в небе или на воде, – останется. Это только земля взорвется…

– Тогда эт хорошо! – одобрительно закивал головой матрос. – Хороший взрыв. Такой нужон!

Разговор, исчерпав себя, затих.