Мы плыли туда, где в отблесках солнечных бликов покачивалась целая флотилия из различных лодок. Словно флагман, выделялась большая разрисованная барка, утыканная шестами с флагами. В ней находились главные брахманы Мелы. На лодках были устроены тенты, навесы или пологи для переодевания. Раздавались звуки раковин, гонгов и барабанов. Паломники, лбы которых были покрыты пеплом или сандаловой пастой, пускали вниз по течению половинки скорлупы кокосового ореха, положив внутрь цветок. В воду бросали подношения — фрукты, цветы и свои сбритые волосы, выливали молоко. Многие пили воду из ладоней, сложенных лодочкой. Если одни люди еще только пытались пробраться к реке, то другие уже выходили на берег, унося медные сосуды с водой. Они весело перекликались. Головы, словно поплавки, то погружались, то вновь появлялись на поверхности.
Как и в Варанаси, наш водитель не упустил возможности окунуться в святые воды Ганга, и Бхаттачария взялся руководить этой процедурой. Там, где наша лодочка остановилась, было мелко, и водитель не смог сразу окунуться.
— Нет, не так, — закричал Бхаттачария. — Ты только сидишь. Надо окунуться полностью. Ложись в воду!
Месиво из взвешенных песчинок, кусочков фруктов, лепестков цветов и волос вряд ли можно было назвать водой.
— Не так! Перевернись в воде, твои волосы еще сухие. Набери в ладони воды и полей голову, — продолжал командовать Бхаттачария.
Водитель лил из пригоршни воду на голову, а Бхаттачария приговаривал:
— Хари Ом, Хари Ом, Хари Ом.
Как завороженные, смотрели мы по сторонам. И паломники, и прокаженные, и брахманы, и торговцы, и офицеры, и крестьяне — все окунались и пили воду, поднимали ее в сложенных ладонях и пропускали сквозь пальцы, молились. Эти люди делали одно и то же — здоровые и больные, богатые и бедные. Для них вода Ганга — это то, что смывает грехи и приносит очищение.
Мы приблизились к тому месту, где спокойные воды набирали скорость, слегка вздымались и, закручиваясь в воронки, распадались бурунами. Поражало фантастическое зрелище: темные воды Ганга, встречаясь со светлыми водами Джамны, становились многослойными, многоцветными, на несколько секунд завихрялись, окончательно смешивались и устремлялись дальше, вниз по течению. Вспомнились строчки Калидасы из поэмы: «Рагхуванша»: «Когда смешиваются воды Ганга и Джамны, кажется, что это нанизываются на нитку сапфиры и бриллианты, встречаются стаи белых и черных лебедей, переплетаются гирлянды белых и голубых лотосов, вспышки молнии проникают в ночную тьму, на чистом голубом небе появляются размытые легкие осенние облака». Гребцы подняли весла. Лодка покачивалась на волнах рядом с местом слияния.
Бхаттачария молился…
МАХАРИШИ МАХЕШ ЙОГИ
Бхаттачария долго хранил молчание. Он заговорил лишь тогда, когда мы вернулись на берег и, проложив себе дорогу сквозь толпу святых и паломников, наткнулись на палатки, над которыми висел плакат — «Организация движения духовного возрождения Индии». Будь мы одни, прошли бы мимо этой штаб-квартиры основателя движения Махариши Махеш йоги. Однако Бхаттачария заверил, что здесь, на Меле, можно подойти к любому человеку и заговорить о чем угодно. Шнурок брахмана, видимый в вырезе рубашки Бхаттачарии, придал нам уверенность. Основатель движения довольно популярен, но известно о нем немного. Говорили, что родился он примерно в 1920 году, а отцом его был налоговый инспектор. Махариши закончил аллахабадский университет, затем работал на фабрике. После этого несколько лет был учеником у джагадгуру в гималайском ашраме Бадрика. В отличие от большинства индийских мудрецов, которые носят один титул, он предпочитал употреблять два — Махариши, что на санскрите означает «великий провидец», и Йоги — «достижение».
В первой палатке, заваленной импортными банками с томатным соком, коробками с кукурузными хлопьями, мылом, зубной пастой и жевательной резинкой, к нам подошел индиец. На нем был бежевый европейский костюм, а лоб украшало ярко-красное пятнышко. Обычно его наносят брахманы при совершении пуджи. Он представился и сказал, что недавно вернулся из Америки, где учился в университете. У Гуруджи, так они называют Махариши, много учеников из разных стран. Он обещал посвятить этого индийца в члены движения после того, как прочтет ему мантры на берегу Матери-Ганги. После встречи с Гуруджи он оставил семью и детей, чтобы следовать за ним.
Поклонник Махариши Махеш Йоги повел нас на открытую площадку. Вокруг стола стояли челы. Среди них были европейцы и американцы. Они заканчивали трапезу. Девушка в европейской одежде протянула нам небольшие тарелки с макаронами, политыми желтым овощным соусом. Длинные ресницы и слегка скучающее выражение лица делали ее похожей на манекенщицу. Мы поинтересовались, откуда она родом.
Из Канады, — ответила девушка. — Гуруджи — это реальность, и как реальность он предстал для меня в Канаде.