Билет до Луны

Я живу обычной жизнью. Хочется написать «жизнью домашней». Я долго жил в мире, где было деление на ничьих и домашних детей. Обживать гнездо мне сложно. Я вырос там, где не было домашнего уюта, так что уютом теперь занимается жена. Давно уже полюбил пить вкусный кофе по утрам. Полюбил готовить, подолгу кататься на лыжах в лесу, а летом ставить двухместную палатку на берегу реки. Комаров кормлю я там один, жена так и осталась равнодушна к рыбалке. Мой единственный друг Вовка тоже редко ходит со мной на карася. Вовку сложно выловить из моря многочисленных дел. Он человек-тайфун. Сегодня он здесь, а завтра — там: то спасает дочь вождя, то восторгается находками древних поселений.

Что сказать напоследок? Может, то, что фильмы с Челентано я обожаю? На экране моя Актриса всегда жива, мне нравится перечитывать ее биографию. Пробовал есть черную икру столовой ложкой — не впечатлило. В нашей семье подрастает маленький лунный житель — четырехлетняя Любашка. У нее такая же страсть преображать, как у меня.

— Папа, смотри! Я раскрасила у этой лошадки свободные полосочки. Она больше не грустит.

Любашкина зебра выглядит пестро, наперекор природе. Родные черные полоски разбавлены синим, зеленым, красным цветом. Безумная пестрая зебра бежит по жизни, стуча фиолетовыми копытами.

Психологи советуют проводить разделение по вертикали: тут хорошо — там плохо. Но мне такое черно-белое разделение событий кажется чересчур скудным. Детдомовская зебра — она совсем другая.

Вместо эпилога

В этом месте полагается краткое описание событий Юркиной взрослой счастливой жизни. Что-то вроде этого: влюбился, женился, воспитывает дочь, ходит на любимую работу, живет творчеством.

Работу Юрка выбирал долго. Кем он только не был, пока не остановился на кузнечном деле. Создает эскизы и сам по ним кует ворота, заборы, фонари, лавочки. Но это в будни. А еще реставрирует мотоциклы. Когда я вижу, как он возрождает к жизни старые «харлеи» и «Явы», он кажется мне похожим на исследователя, воскрешающего динозавра. Юркины динозавры оживают, рычат и жрут бензин. Хеппи-энд по-русски. Просто ему повезло. Просто встретились неравнодушные люди.

Юрка поставил точку в своих воспоминаниях о детдомовских годах. Если уж и вспоминает эти годы, то только с Вовкой и никогда нигде никому не рассказывает, как прошли эти шестнадцать лет без семьи. Он вообще скуп на воспоминания. А предысторию он не знает и не хочет знать. Вообще-то предыстория должна быть в самом начале. Но Юрка помнит себя лет с шести. Эту часть он разрешил написать мне.

Юрка родился в мае. Птицы сидели в гнездах, трава спешила расти после затяжной зимы и короткой весны, деревья все же успели прикрыться ярко-зелеными листочками, маленькими, молоденькими.

Первый Юркин крик никого не обрадовал. Никто не улыбнулся маленькому человечку. Он лежал в своем коконе на столе и не знал, что его судьбу давно уже решили.

— В мае родиться — всю жизнь маяться. Это про тебя, мальчик.

Трехдневный младенец ничего не понял из слов медсестры. В рот ему сунули резиновую соску. Он снова ничего не понял. Вчера был другой вкус.

— Ешь давай! Ишь, мыслитель. Смотрит, словно все понимает.

Медсестра подложила под бутылку треугольник пеленки и подошла к окну.

Окна выходили на парадное крыльцо. Во дворе роддома толпились люди. Взволнованные папаши, деловито снующие бабушки, молча наблюдающие суету дедушки, щебечущие подружки. Воздушные шарики, букеты. А потом в семейных альбомах появятся фотографии с красивыми сверточками на руках у гордых отцов. Настроение испортилось, как только взгляд вернулся к мальчишке. В день, когда подписывались отказы, портилось настроение у всего персонала. У Гали в эти дни резко обострялась аллергия на хлорку. Казалось, хлоркой пропахло все, даже этот ребенок.

— Имя тебе нужно. Человек без имени что шкаф. Будешь Юркой. Юрий — красивое имя. Как раз для весны. Может, хоть оно принесет тебе счастье.

Медсестра верила, что имя человеку дается не просто так, оно определяет его судьбу. Ей почему-то вспомнился первый русский космонавт с обаятельной улыбкой.

А ребенку нужно имя. Мать никак не назвала мальчонку. Родила тайно, вдали от дома. Долго плакала в кабинете заведующей, пока та уговаривала ее передумать. Заведующая была мудрой теткой, людей видела насквозь. И что-то в облике Юркиной матери подсказывало ей, что у этого мальчика есть надежда на семью, поэтому она тянула время и надеялась, что мать изменит свое решение. Вглядываясь в лицо матери, заведующая пыталась угадать, кто эта молодая женщина, есть ли у нее семья и где она работает. Роды вторые. Выглядит ухоженно, прическа выдает руки парикмахера. Руки… Руки матери нерабочие. Тяжелым и грязным трудом не разбиты. Совсем не красавица, но и не дурнушка. Твердит одно и то же: «Тяжелое материальное положение. Я в разводе, обеспечить не могу». Об отце ребенка не говорит ни слова. Мать ушла, подписав отказ.