Билет на балет

Ехать предстояло недалеко, лишь пару сотен километров, пару часов колеся по неизвестной стране. На сегодня была намечена первая настоящая встреча с древним исчезнувшем наследием. Странный и вечно сухой регион Наска самобытно выделялся на карте империи инков. Из рассказов Иды Полина по чуть-чуть находила и открывала для себя эту самобытную, высокую культуру. Оказывается, у инков не было колеса, письменности и даже счёта. Каким образом и при помощи каких инструментов они строили свои удивительные дома, обтёсывая огромные камни и складывая их как пазлы, – тоже неизвестно. Древняя империя объединяла не только очень разные земли, но и культуры. В Наске практически никогда не идут дожди. Полнейшая засуха и пыль. Но даже в таких неимоверно сложных условиях наски умудрялись вести плодородное хозяйство, выращивать продукты и собирать большой урожай. Всё у них было продуманно до мелочей. Каждая капля воды бережно сохранялась и при помощи оригинальной системы колодцев орошала поля.

Но самое главное, фантастическое и чарующее культурное достояние Наски – это огромнейшие рисунки и линии, нарисованные на просторных песчаных равнинах. До сих пор исследователи теряются в догадках – в каких целях, для чего, кто, когда и как их нарисовал? Ведь, стоя ногами на каменно-подобной пустынной серой земле, их практически невозможно увидеть. Не зная об их существовании, вы их просто не заметите.

Прибывшую в Наску группу литовских туристов встретил пожилой, высокий и стройный гид удивительно интеллигентной наружности. Эрудированный и начитанный мужчина на красивом испанском языке рассказывал невероятные истории, а Ида их переводила на литовский. По сравнению с Лимой и Уакачиной в Наске было очень жарко и сухо. Градусов тридцать, не меньше. Автобусик остановился посередине огромного пустынного поля напротив маленького дома. Гид пригласил туда зайти.

Это был дом – музей странной исследовательницы из Германии, которая всю свою осознанную жизнь посвятила линиям Наски. Домиком даже сложно назвать это строение. Скорее, хижина под соломенной крышей. Всё аскетично – стол, стул, простенькая кровать и огромные настенные карты, на которые исследовательница переносила контуры наземных рисунков. Условия жизни, скажем так, не самые лучшие. Её соратниками и постоянными сожителями были только укрывающиеся от постоянного ветра огромнейшие крысы. Теперь они, эти крысы, в качестве экспонатов навечно затихли в углу хибарки.

Интеллигентный гид, указывая рукой на объекты, рассказывал, а Полина его уже практически и не слышала. Она восхищалась духовной силой и целеустремлённостью этой славной женщины, Марии Райхе. «Насколько человек был полон любви и преданности своему делу, что всё другое для него не имело особого значения? Живут ли, трудятся ли в наше время такие же исследователи – сподвижники, благодаря которым наш мир становится чуточку лучше?» – размышляла Полина, направляясь в гостиницу. Ида обещала, что завтра будет интересный день. Все желающие смогут на маленьком самолётике, с высоты птичьего полёта, увидеть это пока не признанное «чудо света» – линии Наски.

Ранним утром, пока все ещё спали, Полина вышла в центральный дворик гостиницы и стала разминаться. На территории маленького открытого бассейна она выполняя лёгкие упражнения классического урока. К счастью, вокруг не было ни души. Отдыхающие наслаждались утренними грёзами, и ей не пришлось никого шокировать. Народу не любит находиться в компании человека, какими-то качествами отличающегося от них. Всегда не просто быть трезвенником среди пьющих, а приверженцам здорового образа жизни – среди любителей посидеть.

Как только кто-либо узнавал о ее профессии, громко высказывал глупейшую фразу: «Я раньше никогда живой балерины не встречал!» Словно до сих пор на его пути встречались лишь мёртвые балерины. Полина избегала подобных пустых разговоров и не откровенничала.

Вероятно, попутчики догадывались о её занятии и образе жизни, но сама Полина по-партизански молчала и ничего о себе не рассказывала. Во время долгих переездов скрывалась за страницами гессевского чтива, а вечерами не засиживалась за общим столом.

В компании и под аккомпанемент утреннего пения маленьких неизвестных ей птиц, перелетающих с одного цветущего куста на другой, выполняемые балетные движения plié и battement tendu возвращали её к утраченной гибкости и придавали наслаждение душе. Привычная рутина возвращала в обыденность и наполняла внутренней силой. Завершающей кульминацией утреннего наслаждения стало купание в одиночестве. Только вода, утреннее небо, птицы и она.