– Потому что его учителем стал волхв Мировуд, практиковавший всеначалие. Он считал, что добро и зло части единого целого, как день и ночь, не могут существовать отдельно друг от друга, и потому растворены в каждом человеке в той мере, в которой зачерпнулось при рождении… День побеждает ночь, чтобы через какое-то время быть вновь побежденным ночью. Так и зло с добром ведут давнее, но довольно дружелюбное сражение с заведомо ясным концом. Более того, если бы день вдруг победил ночь, то самому дню пришлось бы делиться на две части – ну, скажем, утро или вечер, и вновь сражаться, но уже друг с другом. Бороться со злом, конечно, надо, но в целом оно естественно, как насморк или аппендикс. Вот примерно так и рассуждал Мировуд. Скверное такое представление! – с негодованием сказал Эссиорх.
– Что же в нем скверного?
– Если изначально признать зло естественным и нормальным, исчезает необходимость становиться лучше. Да и зачем бороться, с чем, если мрак существует в тебе, так сказать, на законных основаниях? Человек говорит себе: я такой, потому что я такой уродился, и не собираюсь меняться. Даже гордится своими недостатками. Захочу – буду творить свет, захочу – мрак. И как только он решает так, то сразу начинает скатываться. И знаешь, почему? Зло, увы, в целом увлекательнее добра, и стоит открыть ему маленькую лазейку, оно в короткие сроки захватывает все строение… А потом, только потом уже – показывает свое истинное лицо, лицо смрадного трупа!.. Но нас сейчас интересуют даже не взгляды Мировуда, а Матвей Багров, – отрезал Эссиорх.
Когда волхв встретился с Багровым и взял его в ученики, Мировуду оставалось жить не больше года. Волхв знал это точно. Некогда в ранней юности он выпил магический напиток, дававший ему ровно тысячу лет жизни и ни на миг больше. И вот время иссякало, а ученика, которому бы он передал свои знания и силы, у него не было. Вероятно, дело было в том, что Мировуду требовался особый ученик, и он знал, что рано или поздно, пусть даже в последний год, такой появится и он сможет передать ему…
– …знания! – услужливо подсказала Ирка.
Эссиорх поднял на нее укоризненные глаза.
– Не только знания! Мировуд был последним хранителем Камня Пути – одного из самых жизнерадостных, самых важных артефактов этого мира. Пока волхв был жив, мрак не мог завладеть Камнем. Вот после его смерти – другое дело! Мировуд знал, что стоит ему закрыть навеки глаза, как сотни и тысячи рук потянутся к Камню.
– И Багров должен был стать его новым хранителем?
– Разумеется. Но Мировуд не заблуждался. Он знал, что с Багровым никто из магов, особенно из темных, церемониться не будет. Одно дело он сам, и совсем другое дело – мальчишка-ученик. Через Багрова перешагнут и Камень отнимут. И тут уже сабелькой не отобьешься, пистолетиком не отстреляешься, на лошадке не ускачешь… – сказал Эссиорх.
Ирка посмотрела на портрет. Тот, казалось, внимательно слушал и втайне смеялся. Во всяком случае, уголки его губ были слегка приподняты.
– Но волхв все равно взял его в ученики? Почему? – спросила она, глядя не на Эссиорха, а на мальчишку на портрете.
– У Мировуда существовал план. И план этот сработал, хотя, лопни у меня шина, я не знаю, в чем он состоял! И никто не знает. Но все очень хотят узнать, причем именно сейчас. Иначе мы не стояли бы с тобой перед уворованной из музея картиной! – сказал Эссиорх с досадой.
Он подошел к окну и выглянул наружу. На маленьком балкончике ворковали голуби. Один из них изредка, кругло-подозрительно, с птичьей оглядкой, посматривал в стекло. Заметив Эссиорха, он спохватился и с удвоенным рвением стал клевать несуществующие крошки.
– Чей-то ученик с Лысой Горы! Шастают тут, понимаешь, собаки страшные!
– Откуда ты знаешь?
Хранитель усмехнулся.
– Да уж знаю. Город просто переполнен магами и шпионами всех мастей! Я даже не говорю о комиссионерах, которых всюду как пыли! Все равно не подслушаешь, братец! А что подглядишь, то забудешь! – сказал он голубю.
– Забудет? А если нет? – спросила Ирка с опаской.
– А куда он денется? Все мои защитные руны со склеротическим эффектом! Пока он здесь, он помнит все, что видел (потому что слышать нас не может), но стоит ему сделать пару взмахов крыльями, как ему будет казаться, что он был тут по какому-то совсем другому делу, а то и просто пролетал мимо. Память станет чистой, как новый карбюратор… Вот смотри!..
Эссиорх просунул руку через стекло – оно расступилось послушно, как вода – и сделал вид, что хочет схватить голубя.
– Вот я тебя!
Испуганные голуби вспорхнули с балкона, от ужаса теряя перья. Как Эссиорх и предсказывал, подозрительный голубь сразу отделился от стаи и с видом недоумевающе-изумленным стал кружить на месте. Затем сложил крылья и, ударившись грудью о землю, превратился во всклокоченного маленького человечка, который вначале долго озирался в полном замешательстве, а потом, сердито размахивая руками, быстро направился куда глаза глядят.
– Где я? Что я? Почему я? Извечные вопросы! – передразнил Эссиорх, провожая его взглядом.