Билет на Марс

Станция была маленькой, тупиковой. На рельсах стоял единственный состав из трех вагонов и паровоза. Вагоны пригородного поезда старинные: с узкими окнами и лесом вытяжных труб на крыше. Паровоз стоял тендером вперед и был выкрашен в зеленую краску. Он жарко сиял на солнце медным свистком, стальными, политыми маслом дышлами, шатунами.

Гешка остался на платформе, а Юлька побежал за билетами.

Здание вокзала, маленькое, деревянное, обшитое узкой доской-вагонкой, покрашенное в желтый цвет, казалось игрушечным под могучими серебристыми березами. Перед входом взамен колокола на костыле подвешен обрубок рельса.

В пассажирском зале было пусто, не прибрано и стоял сильный запах керосина. В открытое окошечко билетной кассы виднелись полочки со стопками рыжих картонных билетов и компостер, похожий на заглавную букву «Д».

— Будьте добры, продайте два билета до станции Осинники. Нам, командированным! — важно сказал Юлий, протягивая кассиру удостоверения.

Кассир, пожилой худощавый человек в белом кителе с металлическими пуговицами, молча, не глядя, сунул картонный билет в компостер и толкнул его вертикальную стойку. Отбив билеты, он небрежно бросил их на прилавок окошечка.

— Двадцать рублей сорок копеек! — сказал он равнодушно.

Юлька заплатил деньги, а потом, развернув удостоверение, ткнул в него пальцем:

— Вот смотрите, товарищ кассир: Юлий Владимирович Малямзин — это я… и еду в Осинники по важному делу.

Кассир, оглядев Юльку сонными глазами, ответил:

— Следующий!

Обиженный таким невниманием, Юлька побежал к поезду.

Ребята залезли в последний вагон и заняли место у самого окна. Жаль, что возле вагона не стоял проводник и некому было проверить билеты, спросить их, куда же это они едут. Да и в вагоне людей было негусто. Двое пассажиров читали; старичок в синей сатиновой рубашке, поджав ноги, лежал на скамейке. Четверо пассажиров, положив на колени чемодан, стучали костями домино. И поэтому никто не обратил внимания на такой торжественный момент, как отход поезда, исключая, конечно, наших командированных.

На узкий перрон, покрытый сверху слоем паровозного шлака-жужелицы, вышел дежурный по станции в фуражке с алым верхом. Он окинул взглядом, казалось, дремавший состав, вытащил засунутый в щель обшивки здания станции железный болт и два раза ударил им по рельсу. Затем торжественно, как свечу, поднял свернутый желтый флажок.

Паровоз стал отдуваться паром чаще, громче и дал гудок. О, какой это был гудок: мощный, раскатистый! От него, наверное, в горах посыпались хвойные иглы с елей.

Никто из пассажиров не обратил на гудок внимания, кроме старичка, который приподнялся и, поковыряв пальцем в ушах, сказал:

— Ну, кажись, поехали?

Здание станции, дежурный с флажком, старые березы в саду тронулись влево, и пол под ногами ребят задрожал. Мелькнули пакгауз, сложенная из камня водокачка, маленькая будка стрелочника, семафор. Зашагали серые столбы, а белые изоляторы на кронштейнах были похожи на отдыхающих голубей. Рядом с насыпью завиляла речушка и неожиданно исчезла под полотном дороги. На обочинах листва кустов от ветра, идущего от поезда, поворачивалась белой подкладкой, и казалось, по кустам прыгали серебряные искорки. Суровый еловый лес то подходил вплотную, то расступался, давая место вырубке, которую уже заняла молодая поросль берез. Мелькнули кусты шиповника, желтовато-зеленый осиновый борок, одинокий куст плотного вереска.

Ребята не отходили от окна. «Какие равнодушные люди едут в вагоне, — думал Гешка. — Кругом так много интересного, а им хоть бы что!»

Хорошо мечтать, глядя в окно вагона. Теплый ветер обдувает лицо, залезает под рубашку, пузырит ее. Поезд мчится по высокой насыпи, а вершины столетних пихт и елей остались где-то внизу, и кажется, что ты взлетел и паришь в свободном полете над горной тайгой. Но вот поезд влетает в глубокую выемку, сразу охватывает холодком. Перед глазами стена из красноватого песчаника, и возникает чувство, что поезд врезается в глубь земли.

Мысли легкие, радостные, и Геша, облокотясь на спущенную вниз раму окна, мечтает…

Кто-то ударил Гешку по ноге, чуть повыше щиколотки.

— Не балуй! — крикнул он Юльке, но тот с недоумением посмотрел на Гешку и ничего не ответил.

Спустя минуту удар повторился, и Гешка, оторвавшись от окна, посмотрел вниз. Мечтательное настроение его вмиг улетучилось: возле ног, свесив набок голову, сидел не кто иной, как сам Гром. Он, по-видимому, залез в вагон перед отходом, спрятался под лавку, а сейчас, освоившись, вылез.

Гешка присел на корточки и, подергивая непослушного пса за уши, зло стал допрашивать:

— Как ты смел? Паршивец ты этакий! Выброшу вот…

Юлька тоже набросился на Грома с бранью. А пес, вывалив набок язык, умильно смотрел на них: «Никуда вы, братцы, меня не выкинете! Любите вы меня, знаю!»

Излив гнев, ребята загнали Грома под лавку и опять пристроились у окна, но, увы, настроение их было уже испорчено.

Проезжали станцию за станцией. Поезд вырвался из окружения гор и шел по густонаселенной холмистой равнине. Вагон постепенно заполнили пассажиры.