— Зайчик, прости меня, пожалуйста. Только имей в виду, даже если никто из нас ему не скажет, все равно будь готова к тому, что он догадается сам. Он же взрослый человек.
Катя молчала, обиженная на отца. Потом деловито осведомилась:
— Вы поженились?
— Да, — ответил Максим.
— Поздравляю! Пойду к охранникам!
Катя вылезла из-за стола и гордо отправилась в коридор.
— И ты прости, — обратился Макс к Наташе. — Ревнуешь?
— Это ты ревнуешь! — огрызнулась она. — И знаешь, у меня эта любовь прошла давным-давно. У Кати тоже пройдет. И только ты один будешь мучиться, пока не разрешишь себе смотреть в будущее, а не в прошлое!
Дьявол не выносит запаха ладана. Наташа сказала Максиму об этом, когда, стоя под расписным куполом Сочинской Православной церкви, он пожаловался, что плохо себя здесь чувствует. Сегодня был жаркий, душный день, а Максиму пришлось еще надеть пиджак, а то с голыми руками венчаться неприлично. К тому же, на их свадьбе было полно народа, и все толпились здесь, протирая лица носовыми платками и сетуя на духоту. Наконец, священник закончил все необходимые приготовления, и толпа вежливо притихла.
То, что на свадьбе вообще не будет дружка и дружки, Наташа с Максимом решили в тот день, когда Яна, собрав чемодан, покинула их жилище. Максим даже позвонил в ресторан и предупредил, что стол для молодоженов надо накрывать исключительно на две персоны. А сегодня Максим просто спросил у своих друзей, кто хочет подержать корону над его головой во время венчания. Вызвался Андрей, крупный высокий здоровяк: корону надо держать на весу минут двадцать. А Наташа попросила свою маму. Больше ведь абсолютно некого. Так и стояли сейчас, пока поп на плохо понятном церковном наречии монотонно распевал какую-то аллилуйю. Андрей осторожно перекладывал корону из одной руки в другую, время от времени все же опуская ее Максиму на голову, а Евгения шептала дочери в затылок:
— Тяжелая…
Из всей речи священника Наташа разбирала только «рабу Божью Наталью» и «раба Божьего Максима», но, несмотря на это, до глубины души проникалась атмосферой. Держала в руках тоненькую свечу и смотрела на огонек. Брак, заключенный в церкви, не приемлет ни измен, ни разводов… То, что Максим согласился венчаться, что-нибудь значит? Переложить бы на Бога ответственность за их отношения… Может быть, религия — это слабость? Когда хочется знать, что если ты совершаешь ошибку, значит так угодно кому-то свыше, и вовсе не означает, что это ты сам что-то недодумал. На Наташином сердце лежит один очень страшный грех, о котором она боится рассказать даже Максиму. Но она сейчас стоит здесь и рассчитывает на благословление… И прекрасно себя чувствует даже несмотря на специфический и сильный запах ладана. Может быть, ей простили этот грех, когда крестили в девять лет? Это не важно. Все, чего она сейчас просит у Бога, это не личного счастья, а счастья мужчине, который стоит рядом… Который стоит рядом уже столько лет!
Дима — настоящий режиссер! — вертится возле оператора и ненавязчиво договаривается с ним, что и как они будут сегодня снимать. И тут же диктует шепотом, заглядывая в выдвижной экранчик видеокамеры:
— Давай Наталью крупным планом, пока она не видит, а то начнет работать на камеру.
Дима просчитался: весь Наташин задумчивый взгляд как раз и был «на камеру». Привычка.
После церкви поехали кататься по городу. Наташа, противница всяких устоев, сама выбирала маршрут: никаких памятников и мемориалов, никаких поездок по родительским домам за хлебом-солью, никаких стандартов! Только море, горы, и друзья! И, если можно, билет на солнце в один конец.
Максим к своей и Наташиной радости снял пиджак. Наташа запретила ему одеваться официально, но черно-белые тона, чисто случайно, были соблюдены. Белыми были штаны, а тоненькая темно-вишневая, почти черная рубашка так очаровательно облегала его восхитительное тело, что Наташа ну никак не могла удержаться от соблазна поглазеть на это совершенство. В свадебной машине кроме них был только водитель. Невеста позволила себе забраться на заднее сиденье с ногами и беззастенчиво раздевала Максима. Он так и ходил в расстегнутой насквозь рубашке до самого вечера. Целовались всю дорогу, изредка сходя на землю полюбоваться природой. Оператор под чутким Димкиным руководством свешивался из окна своей машины и пытался камерой заглянуть на заднее сиденье свадебного автомобиля.
Нашли красивое место: высокий мыс с маяком в виде церковного креста. Маяк был виден только с моря, поэтому многие гости, не бывавшие в плаваниях на Костиной яхте, об этом уголке города Сочи не знали. Утес обрывался прямо над морем, огромным, как любит Наташа. Место при этом не было обделено цивилизацией: сюда был хороший подъезд, стоянка, где свободно разместились пять машин, лавочки и питьевой фонтанчик. И рядом — трухлявый частный домик — здесь кто-то живет.
— Люди! — кричал Максим, забравшись ногами на лавку и раскинув руки в стороны, ловя ветер. — Люди, завидуйте, я счастлив!