Билет на солнце, или Сказка о потерянном времени

Все холодело у Макса внутри; так бывает, когда пьешь ледяную воду и чувствуешь, как замерзает в груди, как сводит мышцы сосудов, а сейчас — еще и паралич всего, что есть в теле. Как будто душу заковали в лед. А спину жестоко жжет солнце. Уже вечер, откуда такая разница температур? Он, застыв неподвижно, смотрел жене в глаза, не понимая, шутка это или нет. Не желал верить, что такими вещами не шутят.

— А мы стояли друг напротив друга, два метра между нами. Целились винтовками друг другу в лоб вот так, — Макс изобразил винтовку руками и «прицелился» мимо Наташи. На мгновение только прикусил нижнюю губу. — Он сказал: «Если не выстрелишь ты — выстрелю я. Считаю до трех…»

Она заметно поняла больше, чем он смог произнести. Оценила его смелость. Оценила его силу воли — что сказал об этом, и что голос почти не дрогнул: голос подчинился его воле, ведь сейчас нельзя быть слабым.

— Ты сделал правильный выбор, — прошептала она.

— У него крыша поехала — он видел своими глазами, как человека на части гранатой разорвало. Сошел с ума, начал винтовкой по своим целиться. Ему психологическая помощь нужна была, а не надгробие. Спуская курок, я смотрел ему в глаза. Только выстрелив, понял, что можно было поступить иначе. Хотелось жить.

Она вдруг вскочила на ноги и пошла прочь прямо по рельсам. Максим едва не успел ухватить ее за краешек одежды: подвело то, что он стоит на коленях. Только встал и сделал шаг вслед за ней — и зажмурился от боли, упустив из внимания и Наташу, и собственные мысли. Что-то горячее и острое с такой силой проткнуло его тело, что не в силах устоять на ногах, снова опустился на землю. Нет, не все тело, а только ногу — Макс это понял в следующую секунду, когда почувствовал в стопе ощущения в сотню раз сильнее. Его так резко кинуло в жар, что закружилась голова, и из глаз хлынули слезы. Взглянул на босую ступню… С воплем вытащил из стопы кусок разбитой бутылки.

Наташа приостановилась на его крик и оглянулась. Макс по ее взгляду понял — она не будет его ждать… Убедившись, что он приходит в себя, и обдумав что-то, метнулась прочь уже быстрее — худенькая фигурка с волосами до пояса, освещенная оранжевым солнцем в закате.

— Наташа, стой! — орал он, пытаясь встать. ѓ- Ты теперь Женькина единственная дочка, у нее больше нет детей, кроме тебя! Она тебя простила, она сама мне это говорила, только я не знал тогда, о чем речь…

Она отдалялась с каждым шагом на недосягаемое расстояние. УЖЕ на десяти метрах от него казалась недоступной, хотя объясняла попутно кому-то:

— Все, во что я верила всю свою сознательную жизнь, оказалось вымыслом. Все, что я считала реальностью — всего лишь придуманный вами мир. Вы обманывали меня столько времени: два самых близких мне человека, ты и мама! Я не хочу больше жить в фальшивом мире, а другого мира нет!!!

— Остановись! — кричал Максим, хромая за ней и жмурясь от боли. — Да постой же! Видишь, я ногу порвал!

Наташа в ответ на это добавила скорости. Сложно бежать по шпалам, учитывая каблуки, но Наташа очень старалась. Размазывала слезы и тушь по лицу и отдалялась, не оглядываясь.

Он ковылял за ней, пытаясь уговорить, давить на жалость и успокоить одновременно. Уже перешли с моста на железнодорожную насыпь, скоро рельсовые пути сойдутся в один, и тогда не будет даже шанса, что поезд пройдет по соседней дорожке… Расстояние между ними увеличивается на полтора метра в секунду — это слишком много! Макс не мог себе позволить такой роскоши. Понял — если захочет, догонит. Он мужчина, а значит, быстрее.

Кто-то грубо схватил ее одной рукой и потащил в сторону, цепляя ее об рельсы и камни и не давая возможности сделать свой собственный шаг.

— Ты мне ноги переломаешь! — вопила она от боли.

— Переломаю, если понадобится!

Он прохромал несколько метров, волоча ее за собой, и, едва добравшись до плотных, как изгородь, кустов, рухнул на пыльную траву, повелительно уронив рядом и Наташу. А чтобы она не сбежала, яростно сжал ее запястья. Изо всех сил пытался глубже дышать, чтобы хоть как-то перенести боль в ноге, но каждый вдох и каждый выдох были лишь катализаторами этих ощущений. Максим жмурился от боли, но все, что мог — сделать больно еще и Наташе.

— Посмотри! — ткнул он ей в лицо ее же кулачок. — Посмотри! Вот в этой маленькой ладошке вся твоя жизнь! Все, что ты успела сделать, и все, что еще сделаешь. В этом кулачке твое счастье и мое тоже!

— Макс, я не могу так больше… Я хочу, чтобы все закончилось… — оправдывалась она.

— Чего ты не можешь? — уточнил мужчина. — Тебе трудно жить? Давай сделаем так, чтобы было легко! Скажи мне, что тебе нужно?

— Милый, у меня запястья занемели! — робко взывала она к его природной заботливости.

— Терпи, — огрызнулся он. — Я не могу рисковать твоей жизнью.

— Отпусти, я не убегу, — обещала Наташа на полном серьезе. — Мне больно! Пожалуйста!

А Максу было уже все равно. Чувство опасности постепенно уступало место обычной злобе и раздраженности.