Билет на вчерашний трамвай

— Расслабься, я с ним уже расплевалась, — остановила я ее, — и причем, ты будешь ржать, вовсе не из здравого смысла. Прикинь, он у моей мамани занял бабки — и свалил. Но она у меня, сама знаешь, недоверчивая, поэтому бабки ему хоть и дала, но взяла в залог его портфель. Правда, заглянуть туда не догадалась. Думала, там ценный веник лежит или золота пять кило.

— А потом, когда он бабки не вернул, обнаружила там три куска хозяйственного мыла и полотенце с надписью «Ноги»? — весело предположила Лелька.

— Хуже, Лель. Нет, ты только прикинь: открывает моя мама Женькин портфель, приговаривая: «Там наверняка его паспорт лежит. Сейчас в милицию позвоню, заявление напишу, чтоб жулика поймали и на двадцать лет посадили», а там…

Скворцова подалась вперед:

— Ну?!

Я выдержала эффектную паузу.

— А там лежат три пары моих трусов!

Секунду Лелька молчала, а потом села на корточки рядом со мной и заскулила:

— Твои трусы?! Он их что, носил? Целовал на ночь? Нюхал их, что ли?!

— А я знаю? Сама в осадок выпала, когда увидела. А уж мамино лицо даже описать не могу… В общем, бабки он вернул только через месяц. Когда за портфелем своим явился. Хотя, нет, не за портфелем. Он явился к моему папе просить моей руки и сердца.

— О…

— Ого. Прихожу я домой после работы, открываю дверь и вижу картину: на кухне сидит мой батя. Лицом суров, как Александр Карелин перед боем. Молчит. В прихожей стоит моя мама. В слезах. Я тоже стою, ничего не понимаю. Только одно чувствую: в сортир срочно надо, иначе просветления не достигну. Но в сортир я зайти не успела, потому как услышала Женькин голос: «Дядя Слава, я люблю Ксюшу и прошу вас разрешить ей выйти за меня замуж!» Я сначала думала, что у меня переутомление и глюки. Потом поняла, что ни фига. А тут мама голос подала: «Нет, Слава, не разрешай! Он прохиндей и извращенец!» Меня почему-то никто не спросил, хочу ли я замуж за фетишиста Женю? Ну да ладно. Стою, дальше слушаю. Женька, что характерно, меня не видит. А папа бороду в кулак взял, как Иван Васильич в том фильме, и говорит: «Ксюха — баба взрослая. Я за нее ничего не решаю. Ты у нее спрашивай. А что касается меня…» Тут, Лельк, такая пауза повисла…

— Верю. Папу твоего прям как живого щас вижу…

— Спасибо. Можно подумать, он помер, тьфу-тьфу-тьфу. Ну вот, молчит он, а я трясусь как Паркинсон. Потом папа говорит: «А что касается меня, то если она мне хоть раз на тебя пожалуется, я тебе, сынок, не завидую. Ксюха мне в последний раз жаловалась, когда ей десять лет было. Ее тогда мальчик на физкультуре в живот ударил… В общем, попусту она ко мне не придет, учти. И одного ее слова мне хватит. Ты все понял?» Уж не знаю, что там собирался ответить Женька, но я решила, что мне пора выйти на сцену. И вышла. Как царица грузинская Тамара. И говорю: «Я тут краем уха слышала, что меня замуж зовут. Так вот: замуж я не собираюсь. Там хреново кормят, я помню. И уж тем более не пойду за того, кто у меня трусы тырит. Это неинтеллигентно».

Скворцова прикурила новую сигарету.

— Батя у тебя что надо. Всегда его уважала. Другой бы на его месте еще и в табло бы Женьку накатил.

— Я тоже папу люблю, — кивнула я. — Если бы не он… Но дело не в нем. А в том, что я пришла к тебе на свадьбу с целью жениха найти, а тут только Марчел да дядя Митя какой-то невнятный. И я расстроилась, Ольга Валерьевна. Изрядно, между прочим.

— Да иди ты! — отмахнулась Лелька. — Нашла где жениха искать. Ты это… Пока не рыпайся. Не хватай всякое дерьмо. Я скоро в Отрадное перееду, к тебе поближе, тогда и займемся поисками, хочешь?

— Не хочу, — улыбнулась я. — Ты мне найдешь, пожалуй.

— Найду, — согласилась Лелька. — Во всяком случае, трусы он у тебя переть точно не станет.

И мы пошли пить дальше.

Конечно, я Лельке не все рассказала, справедливо полагая, что за некоторые подробности она меня будет ругать, презирать и долго жалеть. Например, я умолчала о том, как мне пришлось познакомиться с матерью Женькиной дочери.

Я вечно вляпываюсь в идиотские ситуации. Но в такую — еще не приходилось.

— Ксенечка… — Лицо Женьки выражало мировую скорбь и нечеловеческую муку. — Ксенечка, мне очень нужна твоя помощь. Прямо не знаю, что делать…

— Что случилось? — Я отложила в сторону калькулятор, с помощью которого производила нехитрые математические действия, наивно полагая, что на дисплее высветится ответ, как прокормить семью из трех человек, включая безработного Женю, на пятьсот рублей в неделю. Вместо ответа там почему-то выскочило число со знаком минус.

Женька поднял на меня серые глаза, в которых били через край скорбь и мука, и, помявшись, сказал:

— Дочка моя, Лизонька… Она больна очень. Тамарка, мать ее, звонила мне сегодня. Сказала, что Лиза в больнице лежит с жуткой аллергией. Отек спинки у нее.

— Отек Квинке, — машинально поправила я. — Дальше что?

Женька похрустел своими длинными пальцами и закончил:

— Деньги на лекарства нужны. Очень. Девочка умереть может. А мне взять негде…

Я тяжело вздохнула.