— Ага. Поэтому тебя и не пускают.
— Не поэтому. Я тут в гычу кому-то дала. Прям в туалете.
Я даже не удивилась.
— А зачем?
Лелька отняла от лица салфетку, зачем-то посмотрела на нее и прижала снова.
— Не помню.
Мне стало интересно.
— Из-за мужика какого-то, что ли? — И тут меня озарило: — Из-за Николая?!
Скворцова скомкала салфетку, швырнула ее мимо корзины для мусора и с вызовом ответила:
— А даже если из-за него, тебе-то какая разница?
Я подняла с пола салфетку, опустила в корзину и, не глядя на Лельку, ответила:
— Никакой. Просто я думала, что мы с тобой подруги.
И вышла из туалета.
У барной стойки я вскарабкалась на высокий табурет и хмуро попросила пива. Два пива.
Бармен Зурик не глядя смел со столешницы мой полтинник и шлепнул передо мной две мокрые кружки. Я сунула в первую коктейльную соломинку и, втянув сразу треть содержимого, почмокала губами, пытаясь отгадать, что напоминает мне нежное послевкусие. Отгадала.
— Зурик!
— Что? — обернулся бармен.
— Дай мне ушко.
— Чье?
— Свое.
Зурик наклонился к моему лицу, и я выдохнула в его ухо:
— Чем пиво бодяжили? Стиральным порошком?
Бармен не смутился. Про стиральный порошок он сам рассказал мне пару месяцев назад. И настоятельно рекомендовал это пиво не употреблять. Рекомендация была бы особенно ценной, если б у меня была альтернатива. А ее не было. Потому что на мой полтинник особо не разгуляешься. Так что жестокое похмелье по утрам и привкус стирального порошка во рту стали для меня привычным делом.
— Не-а. В этот раз земляничным шампунем, — спокойно ответил Зурик. — Потом расскажешь, как с него утром себя чуешь, ага?
— Ага, — ответила я и втянула вторую треть содержимого кружки.
Боковым зрением я уловила за плечом какое-то движение и запах Лелькиных духов. Но не обернулась.
— Зурик, пятьдесят водки и лимон. — Подруга шлепнулась рядом и обхватила губами коктейльную трубочку.
— Шампунь «Клубничка», — резюмировала она, допив мое пиво.
— «Земляничный», — поправила я и пододвинула к себе вторую кружку.
— С примесью «Яичного», — не успокаивалась Лелька. — А дурное послевкусие удачно оттеняет слабая нота димедрола. Да, Зурик?
— Не нравится — не пей, — равнодушно ответил бармен и поставил перед Лелькой стопку водки, накрытую долькой лимона.
— Я влюбилась, Ксюх, — вдруг сказала Лелька и залпом вылила в себя водку.
— Поздравляю.
Она сунула в рот лимон, задумчиво пожевала его и добавила:
— Безответно. Зурик, повтори!
— Нажрешься ведь, — буркнула я, глядя на нее исподлобья, — и Степан тебя опять отсюда выпрет. Да и меня тоже, за компанию.
— Не нажрусь, не переживай. Ксюх, я вообще никому не рассказывала, не обижайся.
Я промолчала.
— Ксень, я два месяца сюда езжу каждый день. Только из-за него. А он… — Лелька шмыгнула носом, влила в себя вторую стопку и шумно выдохнула. — А ему по фигу. Абсолютно.
Я повернулась к ней и погладила по плечу.
— А оно тебе надо? Найди себе другого.
Лелька уткнулась носом мне в шею и заскулила:
— Не могу! Вот прям свет клином на нем сошелся! Я ему и подарки дарила, и стояла возле него часа по три, а он…
Теперь я погладила Лельку по голове.
— Помнишь, мы с тобой где-то читали: «Я поджидала его в коридоре после занятий — он начал прогуливать лекции, я стала караулить его у подъезда — соседи скинулись на кодовый замок и приказали дворнику стрелять солью в девочку с жоповидным лицом»? Ха-ха-ха!
Но Лелька, вместо того чтобы рассмеяться, почему-то расплакалась. Я почувствовала себя неловко.
— Лель… Лельк, ну хорош, а? Ну ты что? У вас вообще было че?
— Бы-ы-ыло… — проревела Лелька. — Он напился после работы, а я его в гостиницу увезла… Номер там сняла, все как надо… Ночью хорошо было, а утром он на меня даже не посмотрел! А когда я в последний раз в «Байк» пришла, полтинник с меня содрал за то, что у меня вешалки на куртке не было-о-о-о… Ну не сука он, Ксюх?
— Да мерзавец он, Оля, — уверенно ответила я. — Ты посиди тут, ладно? Я щас вернусь.
Я сползла со стула и направилась к выходу. Пиво с димедролом и земляничным шампунем начало действовать, и во мне закипела благородная ярость. Я шла к Коле. К Колюнечке. К мерзкому альфонсу, который не гнушается брать у Лельки подарки, а по утрам делает козьи морды. Я шла его бить.
Но Коли у входа не оказалось. Зато там был добрый Кирилл. Он стоял, привалившись плечом к стене, и о чем-то разговаривал с гардеробщиком.
— Где Коля? — сурово спросила я и посмотрела сначала на гардеробщика, а потом на Кирилла.
— Домой уехал, — хором ответили оба, и Кирилл радостно поинтересовался: — Ты телефончик пришла дать?
— Не совсем. Но насчет дать — это в точку.
Кирилл обрадовался еще больше.
— А может, вместо Коли я сойду?
— Запросто. Мне все равно, кому дать. По морде. Пиво тут на редкость мерзкое. От него изжога и агрессия начинается.
Охранник перестал улыбаться.
— А Коля тут при чем?
— А тебе какое дело? Значит, при чем. Он завтра будет?
Кирилл заглянул в расписание.
— Будет. С восьми вечера до трех ночи. Ты придешь?
— Обязательно.
Вселив в Кирилла надежду, я вернулась к Лельке. Подруга сидела на том же месте, и пустых рюмок возле нее стояло уже четыре штуки.