Читаем Билет на вчерашний трамвай полностью

— Ага. Поэтому тебя и не пускают.

— Не поэтому. Я тут в гычу кому-то дала. Прям в туалете.

Я даже не удивилась.

— А зачем?

Лелька отняла от лица салфетку, зачем-то посмотрела на нее и прижала снова.

— Не помню.

Мне стало интересно.

— Из-за мужика какого-то, что ли? — И тут меня озарило: — Из-за Николая?!

Скворцова скомкала салфетку, швырнула ее мимо корзины для мусора и с вызовом ответила:

— А даже если из-за него, тебе-то какая разница?

Я подняла с пола салфетку, опустила в корзину и, не глядя на Лельку, ответила:

— Никакой. Просто я думала, что мы с тобой подруги.

И вышла из туалета.

У барной стойки я вскарабкалась на высокий табурет и хмуро попросила пива. Два пива.

Бармен Зурик не глядя смел со столешницы мой полтинник и шлепнул передо мной две мокрые кружки. Я сунула в первую коктейльную соломинку и, втянув сразу треть содержимого, почмокала губами, пытаясь отгадать, что напоминает мне нежное послевкусие. Отгадала.

— Зурик!

— Что? — обернулся бармен.

— Дай мне ушко.

— Чье?

— Свое.

Зурик наклонился к моему лицу, и я выдохнула в его ухо:

— Чем пиво бодяжили? Стиральным порошком?

Бармен не смутился. Про стиральный порошок он сам рассказал мне пару месяцев назад. И настоятельно рекомендовал это пиво не употреблять. Рекомендация была бы особенно ценной, если б у меня была альтернатива. А ее не было. Потому что на мой полтинник особо не разгуляешься. Так что жестокое похмелье по утрам и привкус стирального порошка во рту стали для меня привычным делом.

— Не-а. В этот раз земляничным шампунем, — спокойно ответил Зурик. — Потом расскажешь, как с него утром себя чуешь, ага?

— Ага, — ответила я и втянула вторую треть содержимого кружки.

Боковым зрением я уловила за плечом какое-то движение и запах Лелькиных духов. Но не обернулась.

— Зурик, пятьдесят водки и лимон. — Подруга шлепнулась рядом и обхватила губами коктейльную трубочку.

— Шампунь «Клубничка», — резюмировала она, допив мое пиво.

— «Земляничный», — поправила я и пододвинула к себе вторую кружку.

— С примесью «Яичного», — не успокаивалась Лелька. — А дурное послевкусие удачно оттеняет слабая нота димедрола. Да, Зурик?

— Не нравится — не пей, — равнодушно ответил бармен и поставил перед Лелькой стопку водки, накрытую долькой лимона.

— Я влюбилась, Ксюх, — вдруг сказала Лелька и залпом вылила в себя водку.

— Поздравляю.

Она сунула в рот лимон, задумчиво пожевала его и добавила:

— Безответно. Зурик, повтори!

— Нажрешься ведь, — буркнула я, глядя на нее исподлобья, — и Степан тебя опять отсюда выпрет. Да и меня тоже, за компанию.

— Не нажрусь, не переживай. Ксюх, я вообще никому не рассказывала, не обижайся.

Я промолчала.

— Ксень, я два месяца сюда езжу каждый день. Только из-за него. А он… — Лелька шмыгнула носом, влила в себя вторую стопку и шумно выдохнула. — А ему по фигу. Абсолютно.

Я повернулась к ней и погладила по плечу.

— А оно тебе надо? Найди себе другого.

Лелька уткнулась носом мне в шею и заскулила:

— Не могу! Вот прям свет клином на нем сошелся! Я ему и подарки дарила, и стояла возле него часа по три, а он…

Теперь я погладила Лельку по голове.

— Помнишь, мы с тобой где-то читали: «Я поджидала его в коридоре после занятий — он начал прогуливать лекции, я стала караулить его у подъезда — соседи скинулись на кодовый замок и приказали дворнику стрелять солью в девочку с жоповидным лицом»? Ха-ха-ха!

Но Лелька, вместо того чтобы рассмеяться, почему-то расплакалась. Я почувствовала себя неловко.

— Лель… Лельк, ну хорош, а? Ну ты что? У вас вообще было че?

— Бы-ы-ыло… — проревела Лелька. — Он напился после работы, а я его в гостиницу увезла… Номер там сняла, все как надо… Ночью хорошо было, а утром он на меня даже не посмотрел! А когда я в последний раз в «Байк» пришла, полтинник с меня содрал за то, что у меня вешалки на куртке не было-о-о-о… Ну не сука он, Ксюх?

— Да мерзавец он, Оля, — уверенно ответила я. — Ты посиди тут, ладно? Я щас вернусь.

Я сползла со стула и направилась к выходу. Пиво с димедролом и земляничным шампунем начало действовать, и во мне закипела благородная ярость. Я шла к Коле. К Колюнечке. К мерзкому альфонсу, который не гнушается брать у Лельки подарки, а по утрам делает козьи морды. Я шла его бить.

Но Коли у входа не оказалось. Зато там был добрый Кирилл. Он стоял, привалившись плечом к стене, и о чем-то разговаривал с гардеробщиком.

— Где Коля? — сурово спросила я и посмотрела сначала на гардеробщика, а потом на Кирилла.

— Домой уехал, — хором ответили оба, и Кирилл радостно поинтересовался: — Ты телефончик пришла дать?

— Не совсем. Но насчет дать — это в точку.

Кирилл обрадовался еще больше.

— А может, вместо Коли я сойду?

— Запросто. Мне все равно, кому дать. По морде. Пиво тут на редкость мерзкое. От него изжога и агрессия начинается.

Охранник перестал улыбаться.

— А Коля тут при чем?

— А тебе какое дело? Значит, при чем. Он завтра будет?

Кирилл заглянул в расписание.

— Будет. С восьми вечера до трех ночи. Ты придешь?

— Обязательно.

Вселив в Кирилла надежду, я вернулась к Лельке. Подруга сидела на том же месте, и пустых рюмок возле нее стояло уже четыре штуки.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза
Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза