Билет на вчерашний трамвай

– Ага. Зато твой. Ты себе завидовать должна. А не жалеть себя. У тебя ж теперь Генри есть. Вдумайся только: сам Дмитрий Николаевич Вербицкий оставил свои великие дела и, вместо того чтобы пить вкусную водку в компании славного своего друга Сашки, сидит у тебя на кухне и уговаривает пойти к нему в гости. Так везет раз в жизни, да и то не каждому.

Я пошуршала фантиком от конфеты.

– Хорошо, я приду. Только пообещай, что в пятницу ты с Сашкой встречаться не будешь.

– А почему?

– Не прикидывайся шлангом! Знаю я эти ваши: «Ну че, Генри, по пивку?» – «Ну, давай, Сашок». А потом…

– А что потом? Потом я…

– Правильно. Начинаешь мне звонить и нести порожняк. А меня это…

– Бесит.

– Выбешивает, да. И ладно бы просто звонил, так ты еще…

– Прихожу к тебе с цветами. Разве плохо?

– Отвратительно. Красные розы неудачно сочетаются с косыми глазами.

– Ты жестока, Ксеня.

– А ты отвратителен, когда пьян, Генри.

– И все равно ты меня любишь.

– Люблю. Только ты мне тут на чувствах не играй. Сегодня люблю, а завтра разлюблю.

– А вот и врешь!

– А вот и нет!

– Придешь в пятницу?

– Приду.

Димка чмокнул меня в коленку и поднялся.

– В ванну идешь? Я тебе там пены напустил, камней каких-то накидал, для антуражу.

Я поставила пустую кружку на стол и протянула Димке

руку.

– Отнеси меня.

Димка легко поднял меня со стула.

– Что, туз перевешивает? Говорил я тебе, не жри конфеты бочками. Так и до парши недалеко.

– Какая еще парша?

– Такая парша. На лишай похожая. Будешь у меня вся такая паршивая…

– Как ты?

– Я – паршивый?!

– Не то слово. Все, я в ванну. Бери табуретку, тащись ко мне, будем сидеть и разговоры разговаривать.

Генри отпустил мою руку и наклонился за табуреткой.

– Слушай, где у тебя выключатель находится? Такое ощущение, что ты три года молчала и только сейчас голос прорезался.

– О-о-о, Вербицкий, знаешь, какой у меня выключатель? Бери стул, дуй в ванную, там и покажу.

– Не, Ксень, это не выключатель. Это, наоборот, включатель. Типичная баба. В технике – ноль полный.

– Зато в другом – ас.

– В смысле – задница?

– Тьфу на тебя, клоун.

– Вот и поговорили.

– Ага. Жду тебя в ванной.

Сидя в теплой воде, строю из мыльной пены пирамидку.

– Дим, – кричу в приоткрытую дверь, – смотри: я похожа на русалочку?

В ванную заходят Генри и табуретка.

– На русалочку? – Димка смотрит на меня с сомнением, а табуретка на меня вообще не смотри. На ней потому что Генри уже сидит. – Не, на русалку ты не похожа.

– А на кого похожа? – Высунув язык, строю вторую пенную пирамидку у себя на голове.

– На престарелую владычицу ванной ты похожа. Пирамидка сползает с моей головы, а Генри хохочет.

– Обломалась, русалочка?

– Тьфу на тебя, дурак. Я все равно красивая.

– Само собой. Зачем мне некрасивая баба? Вот отмоем щас тебя, причешем, накрасим – будешь совсем королевой. – Он вытирает с моего лица пену.

Ловлю губами его пальцы.

– Ты что, Ксень? – отдергивает смущенно руку.

– Ничего. Просто люблю.

– И я тебя люблю. Пристально смотрю ему в глаза.

– Не бросишь?

– Никогда. Буду беречь, охранять. Частью тебя стану…

– Зачем?

– Будет тебе больно – заберу твою боль, будет страшно – и страх заберу, устанешь жить – возьмешь мою жизнь и заживешь по-новой.

– Без тебя?

– Зато с чистого листа. И гораздо лучше. Я тебе дерьмо не подарю, поверь.

– Дурак ты, Генри! – сержусь. – И говоришь ерунду. Тьфу на тебя еще раз.

– Всего уж заплевала. Верблюд.

– Да, я такая. Спинку потрешь?

– Обязательно. Где там наш любимый железный скребочек?

– У Петросяна! Ну, достал уже, Дим…

– Все-все, молчу. Вставай и поворачивайся. Можешь чуть наклониться и закрыть глазки.

– И это у меня нет выключателя?!

– У меня тоже есть, я ж не спорю. Хочешь, покажу?

– Потом покажешь.

– Потом – уже за деньги, Ксенечка.

Встаю в полный рост и швыряю в Генри мочалкой.

– Как ты мне надоел, паразит… Делай уже из меня королеву, как обещал. А то одни слова…

– Эх, как же вы мне надоели, бабы.. Все хотят быть королевами, а Генри-то один. Рук не хватает…

И хохочет в голос.

Обнимаю его мокрыми руками и целую в щеку.

– Ненавижу…

– Любишь, врушка.

– Немножко совсем. Не обольщайся.

– Верю. Я тебя вообще терплю только потому, что ты умеешь борщ варить вкусный.

Прищуриваюсь хитро и затаскиваю Димку к себе в ванную. Прямо в одежде.

А он и не сопротивляется…

В пятницу вечером я собиралась к Генри в гости.

Мы встречались уже полгода, но домой я к нему заходила очень редко. И никогда не оставалась на ночь. Не знаю почему, но мне там было не по себе. Мне не нравилась Димкина чистая, уютная двушка, не нравился подъезд, не нравился лифт… Ничего мне не нравилось.

– Что тебя так плющит? – как-то поинтересовался Генри, когда я заскочила к нему домой после работы, чтобы занести лекарства от простуды.

– Не знаю. Мне тут душно. И как-то не по себе… До вас тут кто жил?

– Никто. Мой папа эту квартиру получил, когда дом только построили. И пожить в ней не успел…

– Почему?

– Умер.

– Прости…

– Ничего. Он под Новый год умер. Тридцатого декабря. Я маленький был, почти ничего не помню уже… Мама бегала по соседям, плакала… В общем, тут он и умер.

– Тогда понятно…

– А ты что, прям чувствуешь, если в квартире что-то не так?