Билет на вчерашний трамвай

Я посмотрела Диме прямо в лицо и ответила вопросом на вопрос:

– А ты – нет?

Он поднялся с кресла, вышел на кухню, и я услышала, как он щелкнул зажигалкой. Я посидела с минуту и пошла к нему. Генри стоял у окна, свет не горел. Я подошла сзади, прислонилась лбом к его плечу:

– Я что-то не то ляпнула, да? Он выпустил струйку дыма.

– Нет. Просто я тоже ненавижу эту квартиру. Тут отец умер. А потом еще Джерри. Моя собака. Дог. Мама после смерти отца только один раз попыталась вновь создать семью. Жил тут у нас мужик один…. Военный. Ничего был. Хороший. Только недолго они с матерью прожили. Что там, да как – не знаю. Но ушел он. А мне собаку подарил. Джерри у нас девять лет жила. Умерла, когда мне семнадцать было. Впервые плакал навзрыд… В общем, права ты. Нехорошая квартира.

Я осторожно поцеловала Димку в висок.

– А продать ее не думали?

Генри затушил в пепельнице окурок и тут же прикурил новую сигарету.

– Давно хотим. Но еще четыре года ничего нельзя сделать. Я ж от армии кошу. Мне щас паспорт светить нигде нельзя. Выписываться отсюда как буду? Прямо в паспортном столе и заберут. Так что, пока двадцать семь не стукнет, – придется тут жить. Я легонько куснула его за мочку уха.

– А ты… А ты переезжай ко мне. Насовсем. Навсегда… Он медленно повернулся ко мне..

– Зачем я тебе? Я ж никчемный алкоголик…

– Неправда.

– Сама так говоришь. И зарабатываю копейки…

– Ну и что?

– Ты меня выгонишь.

– Обязательно. Но не сейчас.

– Подумай, Ксюш. Хорошо подумай.

Я сделала шаг назад и нажала на выключатель. Генри зажмурился от резкого света, а я посмотрела на него твердым взглядом.

– Уже подумала. Завтра же переезжай. Я тебя тут не оставлю. Он посмотрел на меня, улыбнулся и снова выключил свет…

Димка скучал по дому, я видела. Не любил его, но все равно скучал. В конце концов, от одной ночи у него дома меня не убудет.

Я вытащила из шкафа новую кофточку, тщательно накрасилась, накрутила на голове немыслимые вавилоны и набрала Дим-кин номер.

– Да, моя зайчушечка? – икнули в трубке.

– Пошел ты в пень, Генри! – Я бросила трубку. «Зайчушечка»! «Зайчушечка» – это значит шесть бутылок

пива. Просто «зайка» – это еще пять. Самое худшее – стадия «моя малышка». Это уже пиво и водка, и это уже до воскресенья…

Зазвонил телефон.

– Что? – рявкнула я, одной рукой выдирая из волос шпильки.

– Малыш, ну не ругайся…

– Малыш?! – сделала стойку я. – Так, уже водка в ход пошла?

– Какая водка, Ксеня? Два пива с Сашком, екарный бабай… Я нажала на клавишу сброса звонка. Телефон мелодично

выключился. Я подошла к зеркалу, шмыгнула носом.

Екарный бабай – это хуже, это гораздо хуже «моей малышки»… Бабай – это цветы в четыре часа ночи, это крики под окнами: «Ксюша, прости мудака, я ж тебя люблю, пусти меня домой, очень в тубзик надо!», и это бессонная ночь.

Запищал домашний телефон. Не глядя на определитель, я выдернула его из розетки и полезла в аптечку за валерьянкой. Если я все рассчитала верно – действовать она начнет как раз вовремя.

Плакать было бесполезно. Меня никто не заставлял влюбляться в Генри. Сама такого выбрала.

А какого – такого ? Он запойный? Нет. Тащит вещи из дома? Нет. Приходит домой под утро в бабском халате с яйцом, продетым в нижнюю петлю, и говорит: «Отвали, я за гитарой зашел»? Нет.

Так что тебе не нравится? Кто отводит по утрам в садик Андрюшку? Кто по субботам вылизывает всю мою квартиру? Кто, когда у меня начался артрит, воспалились все суставы и я дуром орала от боли, месяц носил в ванную и в туалет на руках? Кто на горбу таскал меня по врачам?

Кто оббивал пороги больниц, размахивая моим рентгеновским снимком и требуя выписать мне самое действенное лекарство?

Кто поставил меня на ноги, вопреки прогнозам районного ревматолога о том, что инвалидность мне практически обеспечена? Генри.

А его срывы по пятницам я возьму на себя.

Как он когда-то взял на себя мои.

Все у нас будет хорошо. Обязательно будет.

Вот только бы валерьянка поскорее подействовала…

В Москве бушует май. Он размахивает своими ярко-зелеными листьями и пахнет весной. На улицах уже появилась пыль…

Уличная пыль – это первый признак лета. Не замечали?

Иду по улице, гордо выпятив номинально существующую грудь, и смотрю по сторонам: вот грузин Гиви, который продает китайские трусы под железнодорожным мостом у станции метро «Дмитровская», кричит мне: «Привет, Ксюша!», вот знакомая продавщица из табачного киоска, завидев меня, уже протягивает в окошко две пачки «Золотой Явы», а вот чешет на работу Мартынов с неизменными сосисками в прозрачном пакете.

Догоняю Сережку и шлепаю его по плечу.

– Ваши документы?

Мартынов роняет сосиски, оборачивается, видит меня.

– О, приветики! Ты чего такая довольная?

Отрываю целлофановую ленточку с пачки сигарет и улыбаюсь.

– А что, должна быть веская причина? Я весну люблю. Я ж весенняя девочка.

Мартынов подбирает свой пакет с полуфабрикатами и смотрит с недоверием.

– Девочка? Ты себе не польстила?