Больше не обращая внимания на бушующий вокруг хаос, от которого содрогались стены дома, она сжала рукоятку бритвы изо всех сил — крепкой хваткой разъяренного мужчины.
Последнее, что увидела Шарли перед тем, как потерять сознание, была Вдова, бросившаяся к Давиду с воплем: «…и даже сам дьявол!..», — которому ответил пришедший из ниоткуда голос:
85
Тома не переставая прокручивал в памяти рассказ Орели: «Хозяйка книжного магазина, очевидно, пыталась, как и мы, связаться с матерью Шарли, но также безуспешно. И тогда решила отправиться прямо к ней, в Сен-Клу. Там мы ее и задержали — возле дома Лиан Жермон…»
И с тех пор задержанная не произнесла ни слова, кроме загадочной фразы: «Вы уже не помешаете ему спасти мир!» О ком она говорила? И о каком спасении?.. Ему все еще не удавалось сложить в общую картину множество отдельных элементов — астрософия, Эра Водолея, скандал вокруг медицинских экспериментов в клинике «Надежда», недавнее похищение Давида… И вот теперь еще — мать Шарли… Но мало-помалу истина начинала открываться перед ним. Он начинал прослеживать некую логику во всем этом хаосе, безумии и фанатизме. Он понял, что в центре всех этих событий, давних и недавних, была не Шарли, а ее сын.
Он остановился у поворота на боковую дорожку, ведущую к дому семьи Жермон. Лиан Жермон приехала сюда?
Тома вздохнул. Ему-то уж точно не стоило сюда приезжать. Он промыл рану спиртным из найденной в машине бутылки, затем тщательно перевязал, но все равно она постоянно напоминала о себе пульсирующей болью. К тому же вскоре после того, как он добрался до рации, к клинике «Надежда» съехалась целая армия копов — очевидно, его аргументы, перемежаемые крепкими выражениями, возымели свое действие. Так что в его дальнейшем присутствии не было никакой необходимости. Но он твердо решил идти до конца.
Он машинально взглянул на часы на приборной доске, ощущая все большее нетерпение. И смутное беспокойство.
Наконец, миновав коридор из заснеженных деревьев, он увидел впереди дом, а совсем близко — два автомобиля. Он тут же узнал джип «чероки», на котором Шарли увезла сына из клиники.
Она была здесь!
Он выругался сквозь зубы, пытаясь понять, с какими еще говенными сюрпризами предстоит столкнуться. В конце концов он решил, что разбираться с этим все равно придется на месте, и распахнул дверцу машины. Он уже выставил здоровую ногу наружу, как вдруг нечто необыкновенное заставило его замереть.
Тома встряхнул головой, пытаясь убедить себя, что это галлюцинация. Потому что… такое было просто невозможно.
Он подождал несколько секунд. Ничего. Значит, обычная слуховая галлюцинация. Он слышал птичье пение, шум ветра в кронах деревьев — и больше ничего.
Он вышел из машины и, перенеся вес тела на раненую ногу, крепко стиснул зубы от боли. Какое-то время он стоял на месте, пытаясь преодолеть боль, и тут снова услышал голос, подтвердивший его самые безумные теории.
Этот голос шел словно из ниоткуда… напрямую в его сознание.
Детский голос яростно выкрикивал одно-единственное слово, повторяемое многократным эхом:
86
Куда бы он ни повернул, со всех сторон его окружала плотная стена деревьев, непроницаемая завеса покрытых снегом ветвей, холодная и враждебная белизна. Однако Жозеф Кольбер знал: он идет в правильном направлении. Дом находился примерно в полукилометре отсюда — от этого наиболее дикого и дремучего участка леса, через который он решил пробираться. Рано или поздно он должен был выйти на открытое пространство, где много лет назад глава семьи Жермон решил построить загородный дом.
Кольбер был не в лучшем состоянии для подобной авантюры: раненный в голову, весь во власти боли и ярости, порой впадающий в полузабытье, он лишь с большим трудом выдерживал этот импровизированный марш-бросок. Перед глазами плыли красные круги, и порой только сверлящая боль помогала понять, что он по-прежнему в сознании. Но полностью завладевшее им безумие удваивало его силы, вопреки законам природы и психики. В каком-то смысле оно даже заменило ему разум: он понимал, где нужно свернуть, где проявить больше осторожности, чтобы не оступиться, как не сбиться с пути и при этом остаться незамеченным — свой «лендровер» он бросил на обочине шоссе, не доезжая километра три до поворота на боковую дорогу, ведущую к дому.
Мотив, побуждающий его двигаться вперед, теперь был один-единственный: