— Я знаю. Наверное, я просто хотел убедиться в том, что с тобой всё нормально. Поэтому сегодня, когда я шёл по улице и случайно увидел, как ты стоишь на дороге и фотографируешь, я сначала очень обрадовался, а потом дико испугался, когда заметил, что ты собираешься шагнуть на красный под поток машин. Как ты только дожил до 25 лет с таким беспечным отношением к своей жизни.
Марк снова взял мою ладонь здоровой рукой, но на этот раз сделал это вовсе не из-за того, что сильно нервничал и искал опору. Он провёл большим пальцем по моему запястью и добавил:
— Ты не обязан принимать меня назад после того, как я отказался от тебя. Ты прав, много воды уже утекло, и сейчас я могу вообще не вписываться в твою нынешнюю жизнь, но если ты…
В палату заглянула дежурная медсестра:
— Вам пора, шесть часов.
— Иду, — Марк даже не позаботился отпустить мою руку при появлении женщины. Он не стал заканчивать предыдущую фразу и просто спросил:
— Я всё ещё могу прийти завтра?
— Приходи, что с тобой делать, — сказал я, закрыв глаза.
Из-за необходимости переварить большое количество информации я стал чувствовать себя рассеянным. Только вкратце узнав о том, как Марк жил в последние годы, я уже почти был готов сказать ему, что в моей жизни едва ли что-то сильно поменялось и что место, которое он когда-то занимал в моём сердце, до сих было свободным. Но при этом я опасался того, что Марк действовал на эмоциях, вызванных радостью от неожиданной встречи, поэтому не хотел спешить в своих суждениях. Он действительно сильно изменился и вовсе не стал тем успешным и высокомерным снобом, которым я себе рисовал его все эти годы. Но я всё ещё ясно помнил, что Марк сказал мне при расставании, и об этом нам тоже только ещё предстояло поговорить.
Марк поднялся со стула и, напоследок взглянув на моё уставшее лицо, спросил перед тем, как выйти в коридор:
— Ты нормально себя чувствуешь? Врачу ничего не нужно передать?
Мои губы растянулись в непроизвольной улыбке.
Если бы в прошлом его забота была такой же простой и ничем не прикрытой, то я бы попросту задохнулся от подобных розовых соплей и точно не дожил бы до 25. Но сейчас, когда я уже чувствовал себя изрядно потрёпанным жизнью, мне было невероятно приятно оттого, что Марк стал меньше взрываться и перестал прикрывать злостью своё беспокойство.
Несмотря на то, что вследствие общения с Марком я стал более спокойным и почти перестал специально искать приключения на свою пятую точку, со мной по-прежнему время от времени случались мелкие неприятности. Марк привык к тому, что ему в избранники достался человек, у которого всегда всё шло наперекосяк, и не переставал заботиться обо мне.
Однажды, когда мы в очередное воскресенье собирались встретиться в центре города, я заболел. Не сказать об этом Марку я не мог, потому что он непременно бы выведал у меня причину того, почему я не смог приехать и был вынужден остаться в общежитии.
Моего соседа как обычно не было в комнате, и я лежал, закутанный в одеяло, подрагивая от озноба. Я мысленно молился о том, чтобы Марк, прочитав моё сообщение, остался дома, поскольку не хотел ни беспокоить его своей простудой, ни слушать о том, что я был слишком беспечным.
Увы, если Бог и существовал, то вместо своей милости он всё-таки предпочёл ниспослать мне новое испытание в виде появившегося на пороге недовольного Марка. Я поднялся и открыл ему дверь, готовясь к стандартному в подобных ситуациях ритуалу. Меня ждала лекция о том, что мне стоило пересмотреть отношение к себе и своему организму, а за ней, если бы я стойко всё выслушал и сделал виноватый вид, последовала бы уже более приятная часть.
Не успев толком зайти в комнату, Марк приложил ладонь к моему лбу и, быстро убрав руку, с ворчанием кинул на письменный стол пакет с лекарствами.
— Ты снова забыл закрыть окно и заснул? Сколько раз я говорил тебе, что, если ты такой забывчивый, просто проветривай, пока уходишь в душ, а потом ложись спать как все нормальные люди, а не с окнами нараспашку. С какого я теперь должен лечить тебя?
— Не лечи, — пробубнил я, ложась назад в кровать.
Хоть я и не очень любил слушать нотации Марка, умение читать которые он безусловно перенял у своей родни, я обожал наблюдать за тем, как забавно он выходил из себя, и иной раз не мог удержаться от того, чтобы не подразнить его. Понимая, что Марк не умел проявлять свою заботу без упрёков в адрес моей безалаберности, я получал невероятное удовольствие от вида его лица, на котором сгущались грозовые тучи. Хмурое выражение свидетельствовало о том, что ещё немного, и Марк окончательно взорвётся. В такие моменты мне казалось, что на его висках прямо сквозь огненную копну волос вот-вот должны были пробиться рога чёрта, которыми он бы не упустил случая боднуть меня под мой многострадальный зад. Я отлично знал, что ни с кем иным он не позволял себе вести себя подобным образом, и радовался тому, что только мне было дозволено видеть, как он злится.