Билет в первый вагон

Элрой пересчитал патроны, лежавшие на столе, и отодвинул один в сторону. Зачем – пока ему было непонятно. Но…

Он решительно дописал в «объяснительную» – «дважды», и спрятал освободившийся патрон глубоко в карман.

Почему то стало легче. Почему – он не понимал, но легче.

Он запихал в барабан тупорылого «смит-энд-вессона» оставшиеся четыре патрона и упокоенно откинулся на спинку стула.

Зазвонил телефон, старый телефон с диском. Кнопочных в углу валялось уже пять штук. Они не работали в сыром воздухе.

Элрой протянул руку и поднял трубку.

– Как я рада, что ты дома! – Раздался женский голос, Элрой, молча, посмотрел на полки буфета.

Оставалось еще четыре банки соевых бобов в томате, и печь нагрела его комнатку до приемлемой температуры.

Тем более – вдвоем спать будет теплее.

– Приходи, Эльза. Да. Я дома. – Он положил трубку на рычаг.

– Она придет через час. – Подсчитал Элрой, и на всякий случай повесил портупею за дверь шкафа.

Он слишком многое за последний год стал делать на «всякий случай».

Он пожал плечами. Это «на всякий случай» уже не раз спасало ему жизнь. Даже предохранитель на своем пистолете он всегда держал снятым «на всякий случай».

Половина секунды на снятие с предохранителя – не слишком много времени, но, если бы он не был снят – тот самый пес, которого он убил, уже обгладывал бы Элрою голень, где ни-будь в укромном уголке за ржавым сараем.

Элрой встал и постучал по циферблату старых механических часов. Они еще могли показывать время. Эльза придет через час.

Да. У него был целый час. Еще целый час. Почему даже в Дождь женщины так долго прихорашивались, ему было непонятно, но у него этот час был.

Он подошел к небольшому шкафчику и достал с полки, завернутую в холстину старую толстую книгу.

Он никогда и никому ее не показывал. Никогда и никому. Даже в Департаменте по Спасению, не смотря на чрезмерное внимание к сотрудникам, не знали о его пристрастии к старым летописям.

Он аккуратно положил книгу на стол и развернул на странице, заложенной обычной ученической линейкой. Взял большую толстую лупу.

В комнате было темно и полустертые буквы аккадского языка, которые во всем мире знали, может быть, всего человек двести разобрать было трудно.

– Он будет прост и наивен – С трудом переводил фразы Элрой.

– Он будет смотреть вам в глаза и улыбаться. Он не будет просить ни хлеба, ни милости, он просто будет смотреть, смотреть как вы живете – Элрой заложил страницу линейкой и закрыл книгу.

– Черт бы их всех! – Ругнулся про себя Элрой – Не смогли написать имя и фамилию. Дату рождения, адрес. Номер страхового полиса, наконец. – Он поежился.

– Хотя, какие сейчас полисы? Карточки социального обеспечения, на которые ты мог получить раз в неделю булку хлеба, и то, если повезет.

Эльза вошла без стука.

– Как я рада тебе! Милый! – Элрой поставил второй стул спиной к печурке. Быстро снял с молодой женщины промокший плащ и усадил спиной к огню.

Забрался под стол и достал половину бутылки закрытой притертой деревянной пробкой. Когда то это был виски. Когда это был виски, и был ли это виски – он уже не помнил.

Просто, если Эльзе не дать пол стакана спиртного, не согреть ее и не накормить – завтра он будет закапывать ее труп в саду.

После того как начался Дождь уже никто не считал ни болезни, которые он принес, ни трупы, которые валялись по окраинам дорог.

Департамент Спасения выделял, какие-то ресурсы на то, чтобы убрать их хотя бы в общие могилы, для того, чтобы не началась эпидемия еще более тяжелых болезней, но, всем, разумеется, мешал Дождь. Он же мешал и тяжелым болезням.

Болели все. Болели Дождем, или как и чем это можно было назвать, не знал ни один врач на планете.

Это было похоже на обычную простуду. Элрой считал, что это похоже на обычную человеческую глупость.

Если не есть, ходить в насквозь промокшей одежде, под пронизывающим ветром, пить из луж и жить в коробке с водой – ты непременно умрешь.

Он поставил два давно не мытых стакана на стол. Вытащил зубами пробку из бутылки и понюхал содержимое. Оно действительно пахло спиртным. Он налил пол стакана себе и Эльзе.

Двинул стакан ближе к ней и один взял в руку. Хотел сделать глоток, но его остановил взгляд его подруги.

Да. Он упирался на верхнюю полку буфета, на котором стояли банки с бобами. Элрой качнул головой. Если она выпьет виски сейчас, то свалится со стула.

Он забрал у Эльзы стакан, достал банку с едой, натужно выдрал жестяную крышку и, воткнув алюминиевую ложку в содержимое, поставил перед ней.

– По одной ложке в минуту. – Пробурчал он. – И сразу не глотай. Жуй не реже десяти раз.

Эльза горячо кивнула и ухватила ложку руками, словно она была лопатой для поиска золотых слитков в карьере.

– Черт! – Ругнулся Элрой и отобрал у нее ложку. Посмотрел девушке в глаза. Спрашивать – сколько она не ела было глупо. Это было понятно и без вопросов. Натянутая кожа лица. Провалившиеся глаза. Черные мешки под ними. Утонченные запястья.

– Вторую неделю – пробормотал Элрой. – Пару уколов глюкозы не помешало бы. – Он взял банку с бобами и поднес к носу. Бобы были в порядке. Но.