В эту игру «Ты мне – я тебе» мы с теткой раньше играли часто. Если мне что-то требовалось и тетя Нина могла это дать, она просто выдвигала условие: «Сделай и получишь».
Выдвинула и сейчас: почистить картошку, вымыть полы, подмести крыльцо. За три фразы превратила меня в Золушку, а сама ушла в магазин (заодно потрещать с кумушками). Удалилась с недовольным видом, продолжая демонстрировать неприязнь, но я не роптала, потому как за труды получала «приз» на целые сутки – стоящий в амбаре велосипед.
И да, двадцать пять километров на велике без подготовки – это ноющие мышцы и минимум два часа времени, но я была готова рискнуть. А как еще добраться до Яблоневой, если Митич нажрался сразу после возвращения, уже через сорок минут лыка не вязал?
По дому в ее отсутствие я не слонялась, некогда.
Побултыхала картошки в тазу с грязной водой – тетя Нина всегда строго экономила воду, – пошла искать нож. Тупой, скорее всего. И да, в другой раз я достала бы альбомы с фотографиями, долго всматривалась бы в лица родителей, плескалась бы в тоске (авиакатастрофа много лет назад), но теперь незачем. Я здесь не «время убивать», а с конкретной целью, и грусть мне ни к чему.
Чищеная картошка получилась рубленной, я отвыкла с ней возиться; тряпка все время цеплялась за шершавые доски пола. Подмести крыльцо… За полтора часа я умаялась, как на каторге, но получила заветный ключ от амбара, отперла навесной замок, выкатила стального коня.
– На свиданку, что ль?
Общаться тетке не хотелось, а новостей для сплетен очень.
– По делам.
Наверное, моя рожа была похожа на Комиссионерскую – взгляд сосредоточен, лицо ничего не выражает, губы поджаты.
– А-а-а…
На меня махнули рукой.
Угодить все равно не вышло бы, перекрась я стены, обшей черепицей крышу, почини забор. Бесполезно, бессмысленно, глупо. А где-то в Яблоневой сейчас мужчина с печаткой из Нордейла.
По влажной от луж дороге я покатилась неуверенно, то и дело норовя потерять равновесие. Спустя сотню метров выровнялась, чуть набрала скорость, вывернула на дорогу.
*****
Он починил кран, и жизнь сделалась сносной. Здесь, в глуши, были красивые закаты, они прогорали медленно. Даг долго стоял, положив руки на подоконник. Он скучал по нормальному небу, не такому, как на Войне – висящей над головой серой массе, днем светлее, ночью глухой, как сатанинский кокон. Там он ненавидел поднимать глаза вверх, тут засмотрелся на переходы оранжевого и фиолетового у горизонта.
Знакомая Дэйна была права – здесь лучше. Тише, спокойнее. Лишь бы это место не стало новой тюрьмой, и тогда по возвращении он будет вспоминать его, если не радостно, то хотя бы с долей теплоты. Закаты хороши, что есть, то есть.
На ужин он отварил картофель. Думал, смешает его с готовым мясом из банки, получится вкусно, но странные консервы с названием «тушенка» попались то ли некачественные, то ли неподходящие для его личного пристрастия. Слишком много жира, соли, перца. И хоть Браун мясные комки предварительно подогрел, хорошим добавлением к картошке они не стали. Черный и довольно жесткий хлеб он порезал на ломти, открыл некие «шпроты», бросил пару маслянистых рыбин на хлеб, откусил, пожевал.
И понял, что жрать он здесь лучше, чем на Войне, не будет. Нет умений смешивать ингредиенты правильно, все названия сплошь незнакомые. Женщины умели как-то из ничего сделать вкусно – Даг в этом искусстве не преуспел. Преуспел в защите и бое, в маскировке, во владении оружием, много в чем. Но не в кулинарии. Картошку ел молча, телевизор не включал (что ему незнакомые новости?), все пробовал понять, «шпроты» – это вкусно или не очень? И да, надо было хоть масла сливочного купить. Теперь уже завтра.
Он застыл, не дожевав куска, когда кто-то вдруг настойчиво заколотил в калитку.
Браун никого не ждал, гостей не жаловал и потому напрягся. Хотел по привычке сунуть пистолет за пояс, фыркнул, когда понял, что здесь его еще не купил. Ладно, разберется.
Когда вышел на улицу, обдало прохладным воздухом сумерек, скрипнули ступени. Пошел туда, где стоял гость. Гостья.
Спасибо невысокому забору, доходящему ему лишь до диафрагмы, не нужно было открывать калитку, чтобы разглядеть пришедшую, и оказалась ей она, та самая девчонка из магазина, спросившая про печатку.
Даг терпеть не мог таких – навязчивых и слишком настойчивых. Неужели неясно – не пожелал он отвечать, не пожелает и теперь. Подошел ближе, спросил недружелюбно:
– Чего надо?
Она стояла странно, чуть криво, будто саднило внутреннюю часть бедер, держалась за велосипед.
«Наверное, неудобная сидушка и отсутствие практики».
Смотрела, однако, на удивление прямо, ровно. Фигурка хорошая, ладная, лицо приятное, только взгляд не такой, каким должен быть у женщины, думал Браун.
– Надо поговорить.