Билл, Герой Галактики, на планете Бутылочных мозгов

Билл сорвал грубые тряпки, предохранявшие его ступню от метафорического холода, самого мерзкого из холодов здесь. С одной замотанной ногой и голой другой, он на мгновение замер, а затем, отбросив всяческую осторожность и вручив свою душу великому Судье на небесах, где десантники обретают свои последние награды и конечную оценку, сорвал обмотку и с другой ноги. Хотя это и была нормальная нога, прошло так много времени с того момента, когда Билл последний раз подстригал ногти, что он увидел, что даже с такой ногой он получал хорошее преимущество на ледовой метафоре. Он карабкался вверх, задыхаясь и скалясь, его острые когти глубоко впивались в несокрушимый лёд, в то время как другая ступня нащупывала точки опоры в более мягком слое. Его руки хватались за отвесную поверхность, находя там и здесь небольшие жилистые лозы, которые противостояли холоду и достаточно глубоко укоренились, чтобы дать ему дополнительный рычаг. Он тянул себя вверх по отвесной стене, вперёд, вперёд, пока в небе не вспыхнул безумный свет и он не услышал в голове оркестр, исполняющий Увертюру 1812. А затем он внезапно оказался на гребне горы. Он сделал ещё один шаг и перешагнул через вершину. Он с нетерпением взглянул вниз по склону ледовой вершины и увидел такое, что ему не могло привидеться даже в самом безумном сне.

Там, в небольшом естественном углублении в склоне, сидел Лизоблюд. Перед ним горел костёр, и Лизоблюд подкидывал в огонь небольшие куски фосфора. Здесь, располагаясь высоко в атмосфере и давая фосфоресцирующие вспышки, а также испуская фиолетовое свечение, находился источник того света, который видел в небе Билл.

— Лизоблюд! Что ты здесь делаешь? — воскликнул Билл.

— Билл! Чёрт возьми, как здорово снова увидеть тебя! — Лизоблюд во многом выглядел точно так же, как во время их последней встречи. Возможно сильнее проявились от холода его веснушки; возможно его волосы, торчащие из-под подбитого мехом капюшона парки, стали слегка менее оранжевыми, чем раньше. Не исключено, что на его лице появились одна-две морщинки. Но несмотря на все изменения, начертанные временем, этим дьявольским косметологом, это был всё тот же старина Лизоблюд, бывший друг Билла, человек полный отчаянного желания испытать себя и вернуть любовь и уважение своих друзей, других десантников, по какой-то известной только ему идиотской причине, или, за неимением лучшего, хотя бы заставить их прекратить смеяться над ним.

Билл присел на корточки перед огнем. Фосфор вспыхивал и искрился, но Билл слишком окоченел, чтобы чувствовать боль, когда случайная искра приземлялась на его кожу. Впервые за всё время ему было тепло и сухо (так как Лизоблюд предусмотрительно разбил маленькую двухместную палатку как раз перед приходом Билла и даже поставил на огонь небольшой котелок с варевом.) У Билла накопилось множество вопросов, и варево был одним из них. Насколько он понимал, в этом месте ничего не могло существовать в действительности. Его тело, действительно реальная его часть, дремало в, как Билл надеялся, безопасном месте. Компьютер был повелителем реальности. Он диктовал не только то, какую пищу ел Билл, но и на что была похожа эта пища, какова она была на вкус, а ещё компьютер контролировал, как Билл будет реагировать на эту пищу, и таким образом мог добиться любого желаемого результата. Если все это настоящее, а сомневаться не было причины, так как Билл видел своё собственное тело, лежащее на койке в приёмной, когда он на мгновение завис в нерешительности, пока компьютер не всосал его в себя. Итак, в данном случае, как здесь очутился Лизоблюд и как он смог приготовить свою собственную пищевую метафору?

— Лизоблюд, — сказал Билл своему тупо улыбающемуся другу, — это ведь не ты, не так ли?

— Конечно же это я, — ответил Лизоблюд, на его улыбку легла тень озабоченности.

— Нет, этого не может быть, — сказал Билл. — Ты должно быть одна из галлюцинаций или созданий компьютера. Ты не можешь готовить эту пищу без знаний компьютера. Следовательно, ты — ещё одна подделка компьютера, посланная сюда, чтобы снова дать ложную надежду. Так что можешь разрушить это. — Билл от жалости к себе засопел и вытер тыльной стороной руки повисшую с носа каплю.

— Я ничего такого! — воскликнул Лизоблюд, заламывая в тревоге руки. — Я — твой старый добрый дружок, Билл, твой старинный приятель, ты же знаешь это. Скажи, что знаешь!

— Конечно же я знаю это, идиот! — прорычал Билл. — Но если ты — очередная попытка компьютера одурачить меня, ты как раз это и должен был сказать, не так ли?

— Откуда я мог бы знать, что нужно говорить, если бы я был компьютером? — громко заорал Лизоблюд, теряясь в глубинах своего ограниченного интеллекта от всех этих умствований. Всё, что он действительно хотел — нравиться. За это его все и ненавидели. — Я не какое-то там компьютерное изделие, как ты говоришь. Я — это я. Мне кажется.

— Если ты — это ты, — сказал Билл, — тогда расскажи мне что-нибудь такое, чего не может знать компьютер.

— Откуда я знаю, что говорить! — продолжал орать Лизоблюд. — Я не знаю, что известно компьютеру!