Билл, герой Галактики, на планете десяти тысяч баров

Вонючий механизм под названием «поезд метро» грохотал и раскачивался на ходу. Очень скоро Биллу стало нехорошо. Чтобы отвлечься от процессов, происходящих в желудке, он откинулся на спинку сиденья и принялся читать объявления, написанные на потолке вагона: «Дядюшка Адольф любит тебя!», «Курите сигареты „Броне Страйк“!», «Пей баварское!» Поезд подходил к Квинсу. Понемногу все пассажиры вышли, и в вагоне остались только Билл, Эллиот да ещё незнакомец в сером пальто и шляпе, который сидел в другом конце вагона.

Вагон сильно дёрнуло. Мигнули лампы. В животе у Билла что-то глухо ухнуло. Эллиот с озабоченным видом нажимал кнопки счётчика Времени.

— Опять не сходится, — огорчённо бормотал он, качая головой. — Каждое следствие должно иметь причину.., но в данном случае я никак не могу отыскать её в потоке Времени.

Все это настроило ум Билла на то, что у других людей называется «философский лад».

Здесь, в вагоне подземки, несущейся под Нью-Йорком, в фашистской Америке, в далёком 1939 году, всё казалось чужим, постылым. И это было плохо. А что всего хуже, сквозь лёгкую тошноту уже прорастало чувство голода — не ели они уже давно. Чёрное покрывало беспросветной тоски опускалось на Билла.

Такого с ним никогда раньше не случалось. Обычно солдатская пища была так нашпигована транквилизаторами, а военные марши настолько заряжены гипноблоками, что те, кто не погибал в первом же бою, редко занимались самокопанием, а уж в депрессию не впадали никогда. К слову сказать, психопрограммирование достигло таких высот, что на поле боя часто можно было видеть солдатские трупы с блаженными улыбками на лицах.

Билл твёрдо знал, что любые комплексы зараз излечиваются алкоголем.

Обычно, если у солдата возникали психологические проблемы, он мог обратиться к военному капеллану или психиатру, который выпускал ему пары, делал невромассаж или лечил психошоком. А если это не помогало, врачи прибегали к мозготомии, хотя это средство считается излишне радикальным даже для солдат. Обычно лечение состояло в том, что психиатры совали в руку больного пару кредиток и наказывали выпить за здоровье Императора и за его счёт.

Но сейчас Билл ощущал определённый дискомфорт от долгого отсутствия успокаивающих средств, которые регулярно получал любой слуга Императора. Сидя в металлическом гробу, несущемся под землёй в неведомый Квинс, с жалобно бурлящим животом, он испытывал настоящий стресс образца двадцатого века.

«Что есть жизнь, в конце концов?» — думал Билл. Мозг его содрогался под шквалом сомнений. Желудок отвечал глухим урчанием.

Вдруг Билла охватила лютая тоска. Ох, как он скучал по Фигеринадону-2! Ох, как он скучал по маме! Хотя и не мог вспомнить её лица. А больше всего он скучал по своему робомулу! Начисто забыв о желудке, Билл принялся напевать колыбельную, которую так часто напевал робомулу в детстве.

Билл не понимал, что значат слова, но мелодия ему нравилась, и он пел её каждый вечер, когда после работы в поле чистил и смазывал робомула, прежде чем поставить его на ночь в стойло. Робомулу — звали его Нед — песенка, похоже, тоже очень нравилась, поэтому он никогда не ломался.

Скупая скорбная слеза пробежала по щеке Билла.

— Где ты, Нед? — простонал он. — Мне так тебя недостаёт, дружище!

— Ты часом не рехнулся? — всполошился Эллиот. — Что случилось?

Билл сглотнул, утирая кулаком глаза.

— Похоже, что-то в глаз попало.

— Неудивительно. На редкость грязный вид транспорта. Только тут Билл заметил, что человек в плаще, сидевший в другом конце вагона, незаметно подошёл и теперь стоял прямо перед ними. У него было жёсткое и злое лицо.

— Так, — произнёс он, протянув Биллу носовой платок, — я вишу, вам что-то попал в глаз.

— Спасибо, — ответил Билл. Он взял платок и промокнул глаза. — Спасибо.

— Bitte schon.

Человек взглянул, как бы проверяя, не следит ли за ними кто-нибудь. Затем вытащил из кармана отвратительный на вид «люгер».

— Как вам нравится мой маленький schusser? Его зовут Отто. Отто хочет, чтобы вы рассказали, кто вы такие и откуда!

— Билл... — Эллиот даже запнулся. — Это же нацист! Неожиданно Эллиот отважно бросился на человека в плаще — но «люгер» успел рявкнуть три раза. Первая пуля разбила счётчик Времени, вторая впилась Эллиоту в горло, а третья пробила сердце, выбросив из спины целый фонтан крови. Эллиот захрипел и рухнул на пол вагона.

Билл очумело смотрел на убитого. Теперь он остался совсем один в нацистском Нью-Йорке, в 1939 году. Он сидел в вагоне электрички, и в лицо ему смотрел «люгер». Биллу приходилось бывать и в худших переделках, просто не хотелось сейчас вспоминать.

— Может, теперь ты мне сказать, кто ты и откуда прибыл? — повторил вопрос нацистский агент. Теперь стало ясно, что это за фрукт. — Говори, schweinhund? Отвечай мне. Как твой имя? Вильгельм?

— Билл. С двумя "л".

— Ja. Ты из полиции Времени?

— Нет, это мой напарник оттуда, Эллиот. А я простой солдат. Я вообще попал сюда по ошибке. Моё дело с чинджерами воевать, а не с нацистами. Так что не волнуйтесь.

Нацистский агент хохотнул.