Бимен

— Тебе повезло парень! — начал свое повествование, хитро прищуренный старик. — Я сегодня в приподнятом настроении, и чудном расположении духа. Дело в том, что во многих мифологиях и религиях говориться о том, что у кошки девять жизней. И если разделить среднюю продолжительность жизни этого животного на девять, получается, что в среднем, она проживает каждую из них, примерно года за полтора, — старик сделал паузу и посмотрел на своих сверстников. Те держась за животы, смеялись, согнувшись при этом пополам.

Профессор кошачьих дел сурово посмотрел на них, и махнул рукой, давая понять, что с ними все ясно, они все равно не поймут и не оценят его великое изобретение, делающее неоценимый вклад в жизнь всего человечества. И продолжил:

— Так вот, я считаю, что если пнуть кота, перед этим напугав его хорошенько, то та жизнь, которая покинет его тело в момент испуга, достанется вам. Таким образом я продлил себе жизнь примерно на тридцать с небольшим лет. Прошу обратить внимание на то, что я старался не отбирать жизнь у одного и того же животного дважды, дабы не доводить его до летального исхода.

— Если тебя послушать, Барти, — вмешался Максимильен. — То, прожив свои восемьдесят, ты на протяжении следующих тридцати лет будешь мяукать, и гадить в песок.

Все дружно рассмеялись, а Бартеломью, сделав обиженный вид, сложил руки на груди, и отвернулся.

— Ну как с ними разговаривать? Я им предлагаю эликсир вечной жизни, а они смеются надо мной.

— Эликсир кошачьей жизни! — хором поправили его все присутствующие, и громко засмеялись.

***

Неподалеку от них, на скамейке, сидела постаревшая Ален. Совершенно теперь не отличающаяся от тысяч таких же женщин как она. Рядом с ней, на лавочку, присел опираясь на дубовую трость мужчина. Он был одет в плащ и серую фетровую шляпу. Изредка поглядывал на нее, ему явно хотелось затеять с ней разговор.

Часть 2. Мертвая площадь

1. Голуби

Сидя на скамейке, и наблюдая за жизнью, протекающей вокруг, Ален забывала о том, что никак не могла забыть вечерами, когда ложилась спать. Потихоньку все уходило в прошлое. Теперь у нее был приятель по интересам. Они еще не были знакомы, но с нетерпением ожидали появления друг друга. Она приходила чуть раньше своего компаньона, и устраивалась на одной из лавочек. При появлении он слегка касался полей шляпы пальцами правой руки, и едва заметно кивал. Она же в свою очередь деликатно поправляла полы плаща, или пальто, как бы приглашая присесть рядом с ней.

Их игра продолжалась около месяца. Молча, сидя в парке, на одной и той же лавочке каждый день, они доставали из карманов по пакету семечек, и начинали кормить голубей, мирно шагающих вокруг. С каждым днем, с каждым пакетом они делали это все медленней и медленней, не спеша расставаться с парком, а может и друг с другом.

После того случая в конце лета, когда Ален потеряла часть себя, она словно обретала спокойствие здесь. В месте, где ушло то, что делало ее особенной. Вспоминать о прошлой жизни не хотелось совершенно, это была настолько постыдная страница, мысли о которой больно ранили сердце, и теребили медленно заживающие душевные раны.

Но однажды, набравшись мужества, он все-таки заговорил, хотя к тому времени Ален начала подозревать, что ее незнакомый приятель глухонемой. В тот день он как-то по-особенному молчал.

— Почему вы их кормите? — спросил он, не отрывая взгляда от голубей.

— Мне приятно. Вроде, как я им отдаю часть себя, а они радуются, — Ален посмотрела на своего соседа. — А вы?

— Скорее за компанию, чем добиваясь какой-то цели. Хотел понять, что чувствуете вы, но так и не смог.

Незнакомец посмотрел на свои руки, потом повернул голову и ответил на ее взгляд. Две пары серых, уставших глаз смотрели друг на друга. Вот так, в открытую, она смотрела на него впервые. Взгляды украдкой, и почти с одного и того же ракурса, создали в подсознании неполный образ. Но боязнь быть застуканной при разглядывании, а вместе с этим и страх перед возможной потерей соседа по скамейке, не давали возможность собрать полную картину о загадочном человеке. Теперь же она жадно впитывала, пытаясь как можно сильней и четче запомнить черты лица человека, глядевшего на нее с тем же нескрываемым любопытством, что и она. Поймав себя на мысли, что нельзя так долго пялиться, она стыдливо опустила глаза, и принялась перебирать семечки, как-то чересчур громко зашуршав пакетом. Набрав полную щепоть, Ален бросила ее в самую гущу возившихся голубей. Семена, как дробь забарабанили по сизым спинам. Курлыкая и воркуя то ли от радости, то ли от удовольствия и сытости, стайка парковых птиц принялась собирать, невесть откуда взявшееся лакомство.