Бимен

— Нас можно сравнить с Богом, — продолжил после небольшой паузы незнакомец. — Сидим, где-то в облаках на небе, и наблюдаем за возней внизу. Иногда подкармливаем, но никогда не вмешиваемся. Даже можно выбрать любимчика, и корм бросать ему под ноги, но он об этом все равно не догадается. А вот закономерность относительно его присутствия, и наличия еды, заметят остальные. Они будут ходить вокруг него, и подбирать все, быстрее, чем он успеет что-то сообразить. В итоге получится, что на долю нашего избранника выпадет испытание. И чем сильнее мы будем о нем заботиться, тем хуже ему придется.

— Никогда об этом не задумывалась, — она сделала паузу, обдумывая услышанное. — Я просто гляжу на них. И почти всех уже выучила и запомнила. Вон тот, с белыми полосками на крыльях, — Ален показала рукой на голубя, шагающего в стороне от остальных. — Страдает от неразделенной любви. Он ухаживал за вон той голубкой, — она показала на птицу с длинной шеей и темной спиной. — А она предпочла выбрать воркующего самца, который сейчас надул грудь, и танцует вокруг нее. Что же касается голубя неудачника, — его судьба тоже не будет блистать красками. В лучшем случае он протянет полгода. При другом раскладе недоедание скажется на силе и ловкости, и он станет кормом для бродячей собаки, или хитроумной кошки.

— Причем здесь недоедание?

— Когда голубь ухаживает за своей дамой, он ест все подряд, показывая подруге, что вокруг него полно пищи. Когда же его отвергли, он пытается переключиться на другую голубку, если же и там его ждет неудача, то к следующей. Время уходит, а совместить поиск еды с поиском второй половины еще никому не удавалось. Как и у людей, неудачники никому не нужны, и не интересны. Поэтому если он не найдет такую же неудачницу, как и он сам, то не будет у него ни потомства, ни гнезда.

— Все как у людей, — подвел итог незнакомец. — Мне кажется, нам пора познакомиться, — он сделал паузу, как бы соглашаясь с собой. — Мое имя Кил, Кил Фастрич.

— А меня зовут Ален.

— Красивое имя.

— Родители старались, — попробовала пошутить Ален, думая о том, что уже нельзя будет просто сидеть рядом и молчать. После того как лед между ними был разбит разговором, так как раньше уже не будет. Даже стало немного тоскливо. Их отношения перешли на новый уровень. Она давно мечтала о том, что однажды они будут обсуждать какой-нибудь старый фильм, или новости, а может, просто, рассказывать истории из жизни. Но теперь боялась: «А что будет, когда все истории закончатся? О чем говорить, если сказать нечего? Опять переход отношений на новый уровень? А потом что?»

Размышления прервал господин Фастрич. Он бросил горсть семян птицам, и заявил:

— А ваш то, кавалер-неудачник, оказывается парень не промах. Посмотрите как выкрутился: ходит рядом с новым ухажером его избранницы, и поедает все вокруг. Так что, разлучнику достаются только шелуха, да песок. Такими темпами, я вам скажу, пышногрудый самец или повалится с голоду, или от несварения желудка.

— Вы на редкость наблюдательны. Но не будем делать преждевременных выводов.

— Помилуйте, барышня, у нас же не лабораторное исследование. Или вы хотите заключить пари? — и Кил лукаво сверкнул серым глазом.

— Нет, нет, что вы… Давайте просто посидим, и посмотрим за ними. У вас же еще остались семечки?

— Вы боитесь, что я тот приставучий зануда, от которого потом не отвяжешься? От которого, если его не заткнуть, можно мигрень заработать?

Ален заморгала в ответ, совершенно не зная, что сказать.

— Уверяю вас, Ален, я никогда не нарушу ваше молчание первым. Что бы ни случилось.

Она кивнула в ответ, и бросила очередную порцию семян.

Кил сдержал данное обещание, позволяя ей самой решать, когда их встреча будет молчаливой, а когда наполненной интригой разговора. Чаще всего, чтобы не касаться прошлой жизни, Ален делилась своими соображениями, и мыслями, связанными с голубями. Складывалось такое впечатление, что она нашла в них смысл жизни. Словно больше ничего вокруг не существовало, и мир сузился до размера площади, выложенной брусчаткой.

Заметив, что их беседы становятся какими-то однобокими, и с орнитологическим уклоном, Фастрич пожалел, что однажды открыл рот, и убил тишину спокойствия, сидевшую между ними все это время. Поначалу, ее мысли и выводы были интересными, и необычными, но через месяц болтовни об одном и том же, разговоры об этих ее «подопечных» изрядно ему наскучили. Он молчал все больше и больше, замыкаясь в себе, и совершенно не слушая ее. А она считая, что нашла единомышленника, распалялась все сильней. Простое увлечение, выходя за рамки разумного, перерастало в маниакальную идею.