Бимен

— Я вдруг подумала, что вам не интересно. Что моя болтовня только отвлекает вас.

— Вам показалось, что я не слушаю.

У медсестры аж похолодело все внутри. Она прекрасно знала, когда ее слушают, а когда нет. И сейчас она была уверена, что ее специально заставляют что-то говорить. Но вот для чего? Наверное, чтобы я не смогла наблюдать, и делать выводы. Ведь когда ты рассказываешь, ты вспоминаешь, и описываешь. А простой разговор ни о чем это не более чем сбор информации о собеседнике. Где не важно, что, а важно как. Вся эта ситуация напоминает сказку о колобке. Тот заключительный эпизод, в котором присутствует лиса. Он уже и не хочет ей песню петь, и догадывается, что ничем хорошим дело не кончится, но вынужден запрыгнуть плутовке на кончик носа. Где и погибает. Яркая аналогия. Но если задуматься, то могло ли быть по-другому?

После двух неудачных попыток, колобок преспокойно спрыгивает с пенька со словами: «Я не собираюсь тут перед глухими распинаться. Прощайте. Увидимся, когда вы обзаведетесь слуховым аппаратом». Но нет, лиса его заманила, убедив, что лишь слегка недослышит. Что она очень заинтересована, и ей нравится, но для полноты ощущений, хотелось бы услышать все из первого ряда.

Все это промелькнуло у Энни перед глазами, как раз тогда, когда она делала вдох, чтобы продолжить свой рассказ. Воздух застрял во рту, губы плотно сжались. Лицо приобрело пунцовый оттенок. Гледис, как бы украдкой взглянула на гостью своей палаты, и теперь не могла оторвать глаз, ожидая как же закончится та неловкая пауза, повисшая между ними. Энни понимала, что произносить что-либо сейчас, не стоит, чтобы не забрызгать скопившейся слюной собеседницу. Поэтому ее губы разжались, и она сделала дополнительный вдох, после чего сказала: «Даже и не знаю, с чего продолжить… Может, я в следующий раз, после обеда, расскажу?»

— С нетерпением буду ждать. — Ответила Гледис, однако во взгляде читалось: ты моя, детка, теперь не убежишь, будешь вынуждена говорить даже когда я спать буду. Я еще посмотрю, на что ты способна.

18. Лифт

Кил теперь, просыпаясь, ждал послеобеденного посещения. Он подходил к окну, и опершись руками о подоконник, смотрел вдаль. Тот вид, который открывался его глазам, будил совесть, заставляя стыдиться содеянного. Из окон, с этой стороны здания, парк был как на ладони. И теперь он боялся выходить даже в коридор, чтобы кто-нибудь из здешних пациентов не узнал в нем того, кто неделю назад отравил всех голубей на площади. Вроде как подлый поступок, но ведь цель то достигнута. Ален забыла о своем увлечении, переключив все свое время и внимание на него. Немного не так как планировалось, но в целом, результат даже превзошел ожидание. Хотя, что-то в душе Фастрича не находило покоя, какая-то мелочь, которую он упустил из виду. Что-то важное.

Медсестра, которую он увидел ночью, когда пришел в себя, навещала его несколько раз в день, проявляя заботу, и милосердие. Она что-то рассказывала чтобы поддержать его, но он слушал ее в пол уха, пребывая в прострации от собственных мыслей. Времени подумать теперь было навалом. Соседи по палате не докучали ни разговорами, ни присутствием. Они были заняты своим здоровьем, и хотели как можно быстрее покинуть это место. Странно, но ни к кому из них не приходили посетители. Это касалось не только родственников, а и медицинских работников. Складывалось такое впечатление, что он уникальный. Особенный. К концу недели, изрядно осмелев, Кил начал выходить в коридор. Вначале он просто присаживался на ближайший диванчик, и созерцал происходящее вокруг, отдыхая от тесноты палаты. Которая хоть и не была маленькой, но все-таки давила стенами на сознание старика, привыкшего к просторам своего дома. Через день или два Фастрич понял, что здесь как и на улицах города, всем на всех наплевать. И выходил уже в коридор без опаски быть узнанным. Он сидел, и ожидал, либо своих процедур, на которые его провожала улыбчивая голубоглазая медсестра, либо Ален, регулярно посещавшую его. Странно, но эти две женщины старались не пересекаться друг с другом. Когда они с Ален сидели в коридоре и разговаривали, во время ее посещений, Энни проходила мимо, даже не поворачивая головы на своего пациента. Словно никого не было, и она двигалась по пустому помещению.