Бинарная плащаница

– Чем вы занимались, Керамика? – Жицкий старался говорить уверенно и твердо, но при этом понижал голос, чтобы разговор не расслышали в соседних кабинках. Его начинало потряхивать. – Чем занималась группа «Кромлех», в которую ты вступил в Монреале?

– В вакууме возможно сотворение огромного, – со знанием дела ответил Гончаров, пожав плечами и заставив Невроза мысленно застонать. – В зеленой комнате возможно сжигание крохотули. От конкретного движения все зависит, крепко рассуждаю. Атмосфера наполнена кислородом, потому что у нее такая же биография, как, например, у смолы. Структура такая же. От этого принятие и происходит, мягкость нот не укладывается даже во рту.

«Горностая» пробил холодный пот. Он сглотнул шипастый комок, мешавший дыханию, абсолютно не представляя, как продолжить. Но собеседник неожиданно замотал головой, лукаво прищуриваясь.

От смены его настроения хотелось выть. Казалось, разыгрываемое перед Неврозом представление – откровенный фарс и насмешка. Но в другую секунду помешательство выпрыгивало на передний план, заставляя отбросить любые помыслы об издевательстве и намеренном запутывании.

– Брось это дело, братушка, тебе не по зубам… – Русский по-приятельски подмигнул ему. – Или заказ выхватил? Все равно брось… Не доведет до добра…

– Это заказ, – честно сознался Невроз, проигнорировав предупреждение в наушнике. – Отказаться не могу. Расскажи, что знаешь?

Просветление сознания Керамики воодушевило его, заставив подобрать нужные слова, и комментарии командира могли только все испортить.

– На кого ж ты работаешь, братушка?

Внезапно обнаружив перед собой кружку с пенной шапкой, Юрий довольно улыбнулся, отпивая почти половину. Пена осталась висеть на кончике носа, как гроздь искусственного снега. Если бы не бегающий взгляд и странная десинхронизация жестов, он выглядел бы почти нормальным. Пусть выпившим, но нормальным…

– Это опасная информация, – осторожно парировал Жицкий.

– Мы же вроде договорились быть откровенными? – удивился безумный ломщик, поднимая брови и намереваясь по-детски обидеться.

– На… на одного верхолаза… – ушел от прямого ответа Невроз. – Обычно он занимается коллекционированием антиквариата, но сейчас его заинтересовал «Кромлех»…

– Пусть забудет. – Русский поджал губу. – Проект закрыли еще до Катастрофы.

– Это мне известно… а ты можешь подробнее поведать, чем занималась ваша группа?

Керамика посмотрел на него так серьезно, что Даниэлю показалось, что тот сейчас либо вскочит и ударит его, либо откроет секрет изготовления философского камня. Но вместо этого в глаза ломщика вернулся туман.

– Можно построить сто алтарей, – задыхаясь, прошептал он. – Можно прослыть лучшим архитектором. Прослыть архитектурной выставкой. Ее тоже бросят на алтарь.

– Вы что-то создавали, ведь так? Новое «железо», совершенно необычное, да?

Невроз обливался потом, забыв про теплый коктейль.

За какие-то пару минут он успел тысячу раз убедить себя, что совершенно не подходит для подобных операций. Будь на его месте Бригелла или Назанин, те мигом нашли бы ключи к заржавевшему замку в голове русского. А он? Он – простой отрядный машинист, его дело сидеть в бронированном фургоне, опекая оперативников из сети…

Керамика демонстрировал двуличие, достойное греческого Бога Дверей. Смотрел внимательно и пронзительно, будто раскусив замысел поляка, и тут же начинал нести полную ахинею. Причем так серьезно, словно речь шла о спасении чьей-то жизни.

– Люди толпятся у дверей, понимаешь, братушка? – обреченно поинтересовался Юрий. – Они, как пробка в цветочной вазе. Вазы разбиты, люди падают в пустоту. – Он отрешенно покачал головой, потер виски мизинцами. – Другие это запомнят, смогут передать пользу. Их сомнения не нужны. Никому не нужны. Это закон зачатия, от него поколения смогут признать непостоянство.

– Привлеки его внимание… – наконец разобрал Жицкий в собственном ухе сквозь трескотню статики. – Уводи от шизофренической демагогии.

– Юрий? Керамика? – Наклоняясь ближе и заставляя себя не морщиться от страха и брезгливости, Невроз заглянул сумасшедшему прямо в глаза. – Ответь на мой единственный вопрос, ладно? Не отвлекаясь, хорошо?

– Конечно, братушка! – Тот сел прямо, как прилежный школьник, готовый рассказывать урок.

– Над чем именно работала группа «Кромлех»? – старательно выговаривая слова, спросил Даниэль, вцепившись в край стола, лишь бы не отодвинуться.

Какое-то время русский молчал, покусывая губу. Так долго, что Жицкому начало казаться, что он снова упустил сознание безумца, отчалившее в дырявой лодке здравого смысла по безбрежным просторам шизофазии.

– Мы создавали… Бога, – распахнув глаза, вдруг прошептал ломщик, наклоняясь так близко, что «горностай» почувствовал его гнилое дыхание. – Нарушали законы мирозданья. Сжигали души во имя Цифры. Сингулярика воплощает вектор потенциала. Она – величайшее зло и добро. Для тебя. Для меня. Для всех них…

Он обвел беспалой рукой зал «Дигитале рейхстага», задумчиво уставившись в кружку.