Читаем Биография Бога. Все, что человечество успело узнать полностью

Гипотезы – лишь догадки, вещь субъективная, наука же ищет стопроцентной ясности. Убежденный в истинности и эмпирической доказуемости гелиоцентрической модели, Галилей занялся поисками неопровержимых обоснований, почему она «необходима», самоочевидна и подкрепляется наблюдаемыми физическими данными. [631] Если выводы ученого оставляют место сомнениям, это уже не наука. [632]

Разумеется, религиозные вопросы подобным доказательствам не поддаются. До самой смерти Галилей придерживался традиционного разграничения между «мифом» и «логосом», и считал, что его выводы никоим образом не противоречат религии. Механика (изучение движения) ничего не говорит о теологии. Это две совершенно разные дисциплины, с разными сферами компетенции. Другие ученые начала Нового времени прибегали к Богу для объяснения тех или иных теорий, но не Галилей. В своем знаменитом «Письме к Великой герцогине Кристине Лотарингской», в котором излагаются его взгляды на взаимоотношения науки и религии, он подписывается под Августиновым «принципом приспособления». Наука занимается материальным миром, а теология – Богом. Эти две дисциплины нельзя смешивать. Недопустимо, чтобы одна из них вторгалась в другую. Бог создал и Книгу Природы, и Библию, а «две истины не могут противоречить друг другу». [633] Когда ученые судят о духовных вопросах, а люди благочестивые пытаются выискать в Писании непогрешимую информацию о природных тайнах, начинается путаница. [634] Коперник понимал это отлично. Он всегда ограничивался замечаниями о «физических выводах, основанных, прежде всего, на сенсорном опыте и очень точных наблюдениях». [635] Впрочем, в тех случаях, когда решающих доказательств нет, Галилей считал необходимым склониться перед авторитетом Библии: «Я не сомневаюсь, что в вопросах, недостижимых для разума, в которых наука невозможна, но лишь мнение и вера, уместно благочестиво подчиниться буквальному смыслу Писания». [636]

Однако Галилей не понимал, что времена изменились. Ватикан уже не терпел вольностей в теологии и систематически сводил учения Аристотеля и Аквината к жесткому набору утверждений, призванных положить конец туману и дискуссиям. [637] В 1605 году иезуитский кардинал Роберто Беллармин (1542—1621), живое воплощение новых веяний, стал папским богословом. Беллармин считал задачу теологии весьма простой: четко систематизировать доктрины и направить их против врагов Церкви. Казнь Джордано Бруно уже дала понять, что папские чиновники готовы насаждать новую ортодоксию теми же насильственными методами, что и светские монархи. А ведь Галилей был не одинок. Он принадлежал к «семье» прогрессивных католических деятелей, которые поддерживали его коперниканские идеи, но советовали не связываться с ватиканскими властями. [638]

Впрочем, при всем убеждении, что теологию нельзя путать с наукой, Галилей нет-нет, да и пытался увязать свои открытия с Библией. В «Письме о солнечных пятнах» (1612) он доказывает с помощью библейских цитат, что его теория «наиболее согласуется с истинами Священного Писания». [639] Когда папские цензоры потребовали убрать эти ссылки, он был в ярости. (Сталкиваясь с возражениями, Галилей мог не менее стесняться в словах, причем словах весьма горделивых, чем любой кардинал.) Но почему, с учетом вышеупомянутых взглядов, он вообще включил библейские ссылки? Гипотетическое мышление было приемлемо для Коперника и впоследствии останется значимым в научном поиске. Не являлось ли стремление Галилея к абсолютной уверенности еще одним признаком догматизма эпохи?

В 1615 году в Рим прибыл образованный кармелит Паоло Фоскарини, чтобы попытаться мягко, но настойчиво обосновать гелиоцентрическую модель. По его мнению, в Библии Бог открыл лишь те истины, до которых человек не в состоянии дойти своим умом, а остальное предоставил людям. Прочтя его трактат, Беллармин отпарировал: теория Коперника пока еще не доказана. Если докажут, это другой вопрос: «Тогда придется осторожнее истолковывать те места Писания, которые как будто говорят об обратном… Но пока мне не покажут такое доказательство, я не поверю, что оно существует». [640]

...

Наука занимается материальным миром, а теология – Богом. Эти две дисциплины нельзя смешивать.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Афоризмы житейской мудрости
Афоризмы житейской мудрости

Немецкий философ Артур Шопенгауэр – мизантроп, один из самых известных мыслителей иррационализма; денди, увлекался мистикой, идеями Востока, философией своего соотечественника и предшественника Иммануила Канта; восхищался древними стоиками и критиковал всех своих современников; называл существующий мир «наихудшим из возможных миров», за что получил прозвище «философа пессимизма».«Понятие житейской мудрости означает здесь искусство провести свою жизнь возможно приятнее и счастливее: это будет, следовательно, наставление в счастливом существовании. Возникает вопрос, соответствует ли человеческая жизнь понятию о таком существовании; моя философия, как известно, отвечает на этот вопрос отрицательно, следовательно, приводимые здесь рассуждения основаны до известной степени на компромиссе. Я могу припомнить только одно сочинение, написанное с подобной же целью, как предлагаемые афоризмы, а именно поучительную книгу Кардано «О пользе, какую можно извлечь из несчастий». Впрочем, мудрецы всех времен постоянно говорили одно и то же, а глупцы, всегда составлявшие большинство, постоянно одно и то же делали – как раз противоположное; так будет продолжаться и впредь…»(А. Шопенгауэр)

Артур Шопенгауэр

Философия
Что такое философия
Что такое философия

Совместная книга двух выдающихся французских мыслителей — философа Жиля Делеза (1925–1995) и психоаналитика Феликса Гваттари (1930–1992) — посвящена одной из самых сложных и вместе с тем традиционных для философского исследования тем: что такое философия? Модель философии, которую предлагают авторы, отдает предпочтение имманентности и пространству перед трансцендентностью и временем. Философия — творчество — концептов" — работает в "плане имманенции" и этим отличается, в частности, от "мудростии религии, апеллирующих к трансцендентным реальностям. Философское мышление — мышление пространственное, и потому основные его жесты — "детерриториализация" и "ретерриториализация".Для преподавателей философии, а также для студентов и аспирантов, специализирующихся в области общественных наук. Представляет интерес для специалистов — философов, социологов, филологов, искусствоведов и широкого круга интеллектуалов.Издание осуществлено при поддержке Министерства иностранных дел Франции и Французского культурного центра в Москве, а также Издательства ЦентральноЕвропейского университета (CEU Press) и Института "Открытое Общество"

Жиль Делез , Жиль Делёз , Пьер-Феликс Гваттари , Феликс Гваттари , Хосе Ортега-и-Гассет

Философия / Образование и наука
Философия музыки в новом ключе: музыка как проблемное поле человеческого бытия
Философия музыки в новом ключе: музыка как проблемное поле человеческого бытия

В предлагаемой книге выделены две области исследования музыкальной культуры, в основном искусства оперы, которые неизбежно взаимодействуют: осмысление классического наследия с точки зрения содержащихся в нем вечных проблем человеческого бытия, делающих великие произведения прошлого интересными и важными для любой эпохи и для любой социокультурной ситуации, с одной стороны, и специфики существования этих произведений как части живой ткани культуры нашего времени, которое хочет видеть в них смыслы, релевантные для наших современников, передающиеся в тех формах, что стали определяющими для культурных практик начала XX! века.Автор книги – Екатерина Николаевна Шапинская – доктор философских наук, профессор, автор более 150 научных публикаций, в том числе ряда монографий и учебных пособий. Исследует проблемы современной культуры и искусства, судьбы классического наследия в современной культуре, художественные практики массовой культуры и постмодернизма.

Екатерина Николаевна Шапинская

Философия