Всякая ностальгия, безусловно, имела отношение к Японии. Оплакивать прошлое, сокрушаться о былом величии и воспринимать уходящее время трагически, как великое несчастье, – все это как нельзя более по-японски. Сенегалец, тоскующий о Сенегале былых времен, – это японец, хоть ему это и невдомек. А бельгийская девочка, со слезами вспоминающая о Стране Восходящего Солнца, – японка вдвойне.
– Когда мы вернемся домой? – часто спрашивала я отца, имея в виду дом в Сюкугаве.
– Никогда.
Словарь безжалостно объяснил мне весь ужас этого ответа.
Я жила в стране Никогда. Оттуда не было возврата. И я ее не любила. А любила Японию, но безответно. Никогда было назначено мне судьбой, я была подданной этого государства.
Жители этой страны не знают надежды. Их язык – ностальгия. Национальная валюта – уходящее время. Они не способны ни минуты отложить про запас и растрачивают жизнь, неотвратимо близящуюся к бездне Смерти, где находится их столица.
Никогдяне – большие мастера возводить хрупкие, саморазрушающиеся здания любви, дружбы, словесности и не умеют строить обыкновенные здания, дома или вообще что бы то ни было прочное и пригодное для жизни. В то же время для них нет ничего более желанного, чем груда камней, среди которых они мечтают поселиться. Но стоит им протянуть руку к ключам от этой земли обетованной, как ее у них роковым образом отнимают.
Никогдяне не считают, что жизнь – это накопление, увеличение красоты, мудрости, богатства и опыта, они с рождения знают, что она состоит из утрат, оскудений, разорений и распадов. И даже трон дается им лишь для того, чтобы они его потеряли. Уже в три года никогдяне знают то, что в других странах люди еле-еле постигают к шестидесяти трем.
Но все это не означает, что никогдяне ходят унылые. Напротив: нет в мире более веселого народца. Они пьянеют от восторга при малейшей милости судьбы. Их склонность смеяться, улыбаться, радоваться и восхищаться поистине беспримерна. Угроза смерти развивает в них неукротимую жажду жизни.
Их гимн – похоронный марш, а вместо похоронного марша они играют жизнерадостный гимн – это такая неистовая рапсодия, что от одного чтения партитуры пробирает дрожь. А никогдяне играют, не пропуская ни нотки, и ничего.
Их геральдический цветок – белена.