Биография отца Бешеного

Думаю, мало кто не видел фильма «Экипаж» или не слышал о нем…

Александр Митта предложил мне поработать с ним в качестве режиссера комбинированных съемок. К тому времени на «Мосфильме» создалось объединение «Дебют», которое возглавил А. А. Мамилов. Мне удалось дойти до самого Ф. Т. Ермаша, тогдашнего Председателя Госкино СССР, и получить его добро на съемки своего дебюта. Один из моих доброжелателей, работавший в Госкино, сказал мне, что там мой сценарий понравился, и это послужило основанием для положительного решения.

Не могу не похвастаться, что один из самых выдающихся операторов нашего кинематографа, Павел Лебешев, снявший недавно с лидером нашего кино Никитой Михалковым «Сибирского цирюльника», согласился снять мой дебют.

Перечитав слова о том, что мне удалось дойти до Ф. Т. Ермаша, я подумал, что у читателя может возникнуть ощущение, что у меня все легко получилось. До нашей встречи я десятки раз посылал ему письма, моля о помощи, и не получил ни одного ответа.

Однажды, подрабатывая на Московском кинофестивале в качестве переводчика болгарского режиссера Иванки Грыбчевой — на том фестивале ее фильм «Ни с кем» получил серебряную премию, — я, естественно, оказался в числе приглашенных на прием в посольство Болгарии. А накануне Грыбчева с удивлением услышала, что я ее коллега. И все выпытала о моих творческих проблемах. После нескольких тостов в честь обладательницы премии и «за дружбу между народами», Грыбчева, сидевшая рядом с Ермашом, спрашивает его, указывая на меня:

— Вы знакомы?

— Вроде нет… — не очень уверенно ответил он.

— Режиссер Доценко…

Ермаш недоуменно пожал плечами и о чем-то спросил сидящего рядом помощника, тот, похоже, ответил, что тоже меня не знает.

Меня просто взорвало от такой лжи: после каждого своего послания я буквально терроризировал его секретаря, допытываясь, дан ли ход моему обращению. И всякий раз тот отвечал, что мое послание положено на стол председателя, но пока никакой реакции.

— Филипп Тимофеевич, я раз десять обращался к вам, но ни разу не получил ответа! — с обидой произнес я, органически не переваривая неправду.

Вы бы видели взгляд, которым он одарил меня, но тут же взял себя в руки и натянуто улыбнулся.

— Попробуем разобраться, — сказал он и добавил: — Но не за праздничным столом…

Фестиваль закончился, Грыбчева уехала, а меня года полтора-два не пускали на «Мосфильм»: было распоряжение самого Генерального директора студии, им был в то время бывший генерал милиции Н. Т. Сизов, не выписывать мне даже разовые пропуска!

То ли у Ермаша было легкое ощущение вины, то ли сыграла роль моя встреча с Андроповым, но он принял меня, повысил тарификационную категорию режиссера и дал «добро» на дебют…

Прошло много лет, я выпустил свои первые книги и ехал как-то в троллейбусе по Комсомольскому проспекту. Вдруг вижу знакомое лицо: да это же сам Сизов — постаревший, сильно сдавший.

— Здравствуйте, Николай Трофимович!

— Здравствуйте, — чуть натянуто ответил он.

— Не узнаете?

— Почему… узнаю: Виктор Доценко…

— Очень давно меня терзает вопрос…

— Почему я с вами так поступил? — неожиданно перебил он.

— Именно!

— По-другому я не мог тогда поступить: я — простой исполнитель… А вы, несмотря на судимость, все равно сумели пробиться…

Этот одряхлевший чиновник вовсе не чувствовал себя виноватым, даже не сделал вид, что раскаивается. Но меня удивило, что он не только узнал меня, но и ЗНАЕТ обо мне… Чувствовалась старая ментовская закалка…

Почему-то он вызвал у меня жалость, и мне расхотелось продолжать с ним разговор.

— Мне выходить на следующей, прощайте! — сказал я и пошел к выходу…

* * * Однако продолжим…

Немного о сценарии, который я назвал «Гнездо на ветру». Не помню, где я наткнулся на синопсис двух молодых студентов сценарного факультета. В нем схематично была изложена идея этой истории. А сама история, перекликавшаяся с рассказами друзей-ветеранов Михаила Петровича Еремина, настолько мне понравилась, что я решил сам написать сценарий. Созвонился с этими ребятами и все откровенно им объяснил, пообещав, что если сценарий будет принят, я обязательно вставлю в титры их фамилии, как авторов идеи. В сценарии, написанном мною для дебюта, шла речь о трагических двадцатых годах и Гражданской войне в Сибири. Многодетная семья староверов, как и вся страна, разделилась на два лагеря: одни за красных, другие — за белых, однако в решающую минуту для семьи, все братья, ведомые отцом, становятся на ее защиту и почти все погибают.

Нисколько не маскируя, я сознательно написал его как советский «вестерн». Фильм был сложнопостановочным, насыщенным многочисленными трюками, погонями и стрельбой (много позже я воплотил некоторые прошлые замыслы в своем фильме — «Тридцатого уничтожить!»), и затрат требовал несколько больше, чем обычный. Именно поэтому директор «Дебюта» поставил меня в план на середину восьмидесятого — начало восемьдесят первого годов. Пока я был свободен и согласился работать с Миттой.