Хотя я разозлился на него, но обещанные двое суток выдержал честно, а потом пошел и все рассказал начальнику отделения милиции. Отца в тот же день арестовали, и вскоре, как самому старшему в группе взломщиков, суд дал ему четыре года общего режима.
Позднее выяснилось, что отец, мамин восемнадцатилетний брат Анатолий, по которому тюрьма давно плакала, и его несовершеннолетний приятель сидели у нас дома и пили водку. Когда водка закончилась, отец с трудом ворочал языком и почти не держался на ногах. Он вряд ли вообще что-нибудь соображал. Анатолию хотелось выпить еще, но денег ни у кого не было. Тут Анатолий и сообщил, что сумеет найти деньги.
Они подхватили под руки отца и вышли из дому. Добрались до другого двора, подошли к гаражу, прислонили отца к стенке, вскрыли гараж, забрали то, что, по их мнению, можно было продать, и вернулись с добычей к нам. Часть вещей спрятали в подвале, а часть Анатолий продал и купил водки…
Он с приятелем, как слишком молодые, получили по два года, а отец пошел «паровозом»… Причем отец просил его все взять на себя и он тоже отделался бы тем же сроком. Анатолий пообещал, но на суде сдал отца. А позднее, когда я жил в Москве, он еще и обокрал свою родную сестру, мою маму.
Несмотря на то что отец давно простил меня, я до сих пор испытываю жгучий стыд за тот свой поступок. Я никогда не прощу себе, что предал близкого мне человека и он, совершенно невиновный, отсидел два года: за хорошее поведение его освободили досрочно…
Особенно остро вину я ощутил тогда, когда сам был невинно лишен свободы, но об этом речь впереди…
Получив аттестат зрелости, я поехал поступать в Москов-ский государственный университет.
В этой книге мне впервые захотелось признаться, что послужило толчком к этому решению.
В нашей команде многоборцев был парень на три года старше меня, Аркадий Амбросик. Он был из интеллигентной семьи: и отец, и мать были инженерами. Получилось так, что постепенно он стал моим основным соперником по юношескому легкоатлетическому многоборью.
В отличие от Аркадия, выступающего довольно ровно во всех дисциплинах многоборья, у меня были «коронные» дисциплины, в которых я выступал на высоком уровне, что было очень важно для всей команды. Одно дело, когда человек хорошо выступает в одной дисциплине, и совсем другое — когда может закрыть еще пару. А я, кроме многоборья как такового, имел приличные результаты в стометровке, а значит, и в эстафете четыре по сто, и был лидером по метанию диска. Потому меня почти всегда включали в состав команды, а Аркадия иногда оставляли дома.
Правда, был случай, когда Владимир Семенович, мой тренер, так на меня рассердился, что едва не отлучил на полгода от команды. А все по моей глупости…
В то время я серьезно увлекся химией и как-то решил сделать, как мы называли, «бумажные хлопушки». В школе мы проходили тогда бертолетову соль. Как не попробовать смешать ее с «красным фосфором» и не попугать девчонок, бросая им под ноги? Но «бертолетова соль» тщательно пряталась нашей химичкой, и достать ее никак не удавалось. Но разве такие мелочи могут остановить «пытливый ум»?
Я уселся за специальную литературу и вскоре выяснил, что свойствами «бертолетовой соли» обладает также «соль стронция», баночка которой стояла совершенно открыто.
Несколько дней ушло на то, чтобы потихонечку «натырить» необходимое количество «соли стронция» и «красного фосфора». И когда эти два элемента оказались у меня дома, я вдруг решил, что «хлопушки» — совсем детская забава, нужно придумать что-нибудь поэффективнее. Случайно я наткнулся на фарфоровые конденсаторы, которые лежали среди инструментов отца. Конденсаторы представляли собой двухсантиметровые цилиндрики с алюминиевыми клеммами с обоих концов.
«То, что нужно!» — промелькнуло у меня в голове, и я принялся за изготовление своеобразных мини-гранат.
Процесс происходил на кухонном столе. Прямо на клеенку я высыпал из кулечка «бертолетову соль», туда же — кулечек «красного фосфора» и тщательно смешал. Взрывная смесь для начинки мини-гранаты была готова, и дело оставалось только за оболочкой. Пассатижами я оторвал с одной стороны клемму-крышку конденсатора, вытащил из фарфорового цилиндрика рулончик промасленной фольги, проложенной полоской вощеной бумаги, после чего засыпал внутрь приготовленную «гремучую смесь» и, не подумав, что крупинки смеси могут прилипнуть к промасленным фарфоровым краям конденсатора, принялся закрывать его снятой клеммой-крышкой.
Вдруг прогремел взрыв. И первая мысль, посетившая мою бедную головушку, была такая: «Почему перестало играть радио?»
У нас в коридоре висел радиотранслятор, который работал с шести часов утра до двенадцати часов ночи, то есть с того момента, когда раздавался Гимн Советского Союза, открывая новый день для всей страны, и до того момента, когда гимн оповещал, что день закончился.