Биография отца Бешеного

В этот момент я понял, что нужно предпринять нечто совсем неординарное. На меня вопросительно и нетерпеливо смотрели пять пар преподавательских глаз. И я решился: зачем-то сунул руку в карман, вытащил авторучку и быстро подошел к столу:

— Профессор, я не могу выполнить ваше задание! — совершенно серьезным тоном проговорил я, затем взял тот злополучный листок и протянул Мастеру. — Прошу вас, поставьте свой автограф, чтобы я мог когда-нибудь показать его своим детям и внукам! Умоляю вас! — на полном серьезе взмолился я, заметив его удивленную нерешительность.

— Хорошо! — неожиданно с улыбкой согласился Мастер и расписался.

— Спасибо огромное! — поблагодарил я.

Затем взял листок, повернулся и спокойно направился к выходу. Никто не проронил ни слова: все молча наблюдали за мной, и некоторым, надеюсь, было меня жалко. Сделав несколько шагов, я остановился, вновь подошел к столу и молча протянул листок Мастеру.

Он долго и внимательно смотрел на меня, затем погладил подбородок, покачал головой и тихо, словно про себя, произнес:

— А что, это может быть весьма забавно… — и вдруг весело рассмеялся и сквозь смех добавил: — А ты, брат, хитер, однако… весьма…

Я прожил достаточно много лет, но тот день был самым счастливым в моей жизни! Осталось сдать экзамены, но они меня не волновали: написать сочинение, сдать историю, английский и еще что-то там, кажется, устную литературу… Какая ерунда, тем более что бывалые студенты меня заверили, что экзамены — это проформа: главное, что Мастер курса меня выбрал…

Однако… По всей вероятности, я был слишком счастлив, чтобы это могло продолжаться слишком долго…

Оставалось полтора месяца до начала занятий, когда мои сбережения, с таким трудом собранные на поездку в Москву, были украдены. Кем, выяснить не удалось…

Представляете мое состояние? Мне и так-то было, мягко говоря, не по себе, а точнее сказать — стыдно: это произошло, когда я впервые обратил внимание на то, как были одеты большинство абитуриентов.

Я смотрел на свои вздувшиеся на коленях брюки, на дешевенькую курточку, изрядно поношенную рубашку, на стоп-танные ботинки, и иногда, особенно при знакомстве с девушками, мне просто хотелось провалиться сквозь землю. А тут еще и последние деньги, таким пґотом доставшиеся, стянули…

Всеми правдами и неправдами я пытался устроиться на временную работу, чтобы хоть что-то добыть себе на пропитание, но все попытки были тщетными: никто из кадровиков не хотел нарушать правила прописки…

Положение стало совершенно безысходным! В отчаянии я попытался связаться с Мастером, но тот, вместе со своей супругой, уже уехал на съемки нового фильма. Исчезла последняя надежда! Три дня я питался исключительно кипятком, правда, иногда находились наблюдательные студенты, замечавшие, что я ничего не ем, и выделяли мне кусок хлеба: из гордости я старательно скрывал причину своего голодания.

Конечно, дотошные читатели могут задать вопрос:

— Почему вы, Виктор Николаевич, находясь в такой экстремальной ситуации, не продали хотя бы один из подарков рижской бабушки?

Резонный вопрос! Но дело в том, что для меня в то время такие понятия, как драгоценности, золото, их денежный эквивалент, не существовало. Это во-первых. А во-вторых, если честно, в то время я и понятия не имел, что эти подарки обладают какой-то ценностью. И наконец, в-третьих, для меня эти подарки почему-то были очень важны, и я ни за что не хотел бы с ними расстаться: тем более когда узнал правду о своем рождении…

Сообщать домой было бесполезно: там сами с трудом сводили концы с концами, да и не мог я просить маму о денежной помощи, что ясно из ранее рассказанного…

Единственным человеком, кому я сообщил о происшествии, не вдаваясь в подробности, был мой тренер, Доброквашин Владимир Семенович. Однако и ему я написал обо всем с большой долей иронии и оптимизма, всячески скрывая свое отчаянное положение…

Однажды, когда желудок просто сводило от голода, я в совершеннейшем трансе вышел из общежития и побрел в никуда…

Так бреду я одиноко в толпе спешащих по своим делам людей и не замечаю, что за мной по пятам кто-то следует. Вдруг слышу, как меня окликает мужской голос:

— Доценко?

Я остановился, обернулся и увидел перед собой невысокого чуть седоватого мужчину лет сорока. Лицо его мне кого-то напомнило.

— Вы меня? — с удивлением спросил я.

— Да, если, конечно, ваша фамилия Доценко? — добродушно улыбнулся он.

— Я действительно Доценко, но… — недоуменно пожал плечами, напрягая свою память — откуда-то этот человек мне знаком.

— Кажется, вас зовут Виктор?

— Да, но откуда вы…

— Мы с вами встречались на всесоюзных юношеских соревнованиях! Насколько я помню, вы выиграли диск, эстафету и заняли второе место по многоборью, верно?

— Кто вы? — Я был так поражен его осведомленностью о моих спортивных достижениях, что почувствовал себя шпионом, которого раскрыли.

— Я тренирую десятиборцев Москвы, но обо мне потом, — отмахнулся незнакомец. — Зовут меня Вадим Константинович, фамилия — Дармо! А вы что делаете в Москве? Погостить к родственникам или знакомым? Почему такая грусть в глазах?