Биография отца Бешеного

Это было с моей стороны, конечно, грубовато - намекнуть прелестницам на то, что у них, похоже, с головками не все в порядке, но я крепко разозлился и приготовился к любым неожиданностям. Однако вопреки моим опасениям зрительницы оказались вполне разумными и оценили юмор: шутке моей дружно похлопали, и больше инцидентов не возникало.

Приняли нас очень хорошо: почти после каждого номера гремели долгие аплодисменты, а моя сценка - "Фотограф" вызвала в зале гомерический хохот. Сюжет простой: к фотографу-пьянице приходит клиент-заика и просит сфотографировать его на паспорт. Фотографируется, приходит за снимками. Фотограф путает фотографии и всякий раз выдает бедному заике снимок другого человека, а потом и вообще групповой снимок, на котором, выбрав кого-то, начинает убеждать заику, что это он.

- Нос ваш?

- Не-е-е м-м-мой...

- Пиджак ваш?

- Не-е-е м-м-мой...

- Галстук ваш?

- Не-е-е м-м-мой...

- Немой? А чего разговариваешь? - Раздраженный фотограф уходит, подхватывает первое попавшееся фото, возвращается и сует заике. - Все! - И исчезает.

Тот долго смотрит на снимок, потом истерически хохочет:

- То-о-оже к-к-кра-а-асиво! - обреченно выдавливает он и уходит за кулисы.

Даже теперь, когда я иногда показываю эту сценку, люди хохочут, а отбывая срок, я с ней выступал на сцене колонии, и зеки в буквальном смысле выпадали в осадок от смеха.

После концерта наш ансамбль попросили за отдельную плату поиграть на танцах, и мы, естественно, не отказались. Нам подносили и подносили, и к концу танцевальной программы многие из нас, исключая меня, с трудом держались на ногах. Потом нас разобрали по хатам. Не помню, что рассказывали мои партнеры, но я с двумя музыкантами, саксофонистом Жорой и пианистом Феликсом, оказался в деревянной избе, принадлежащей местной фельдшерице Катерине.

У нее дома нас ожидал стол, богато заставленный разнообразной закуской и горячительными напитками. Но Катя, судя по всему, жила одна.

- Ты одна? - разочарованно спросил Жора своим хриплым голосом.

На саксофоне он играл едва ли не с младенчества и однажды, несмотря на простуду, согласился выступать, чего делать было нельзя: он посадил горло, и с тех пор голос у него был хриплый.

- Не беспокойтесь, мальчики! Все предусмотрено! - улыбнулась Катерина, игриво подмигивая мне.

Оказывается, ей, по специфике профессии, полагался телефон. Набрав номер, она сказала:

- Зин, зайди за Валькой - и ко мне, мухой! Да по пути захватите пару бутылок портвешка... - Видно, на другом конце провода что-то спросили, и Катерина саркастически ухмыльнулась: - Как что делать? Трахаться, вот что! усмехнулась она и шлепнула трубкой по аппарату.

- А подруги-то хоть ничего? - поинтересовался Феликс.

- Не боись, понравятся... - улыбнулась наша хозяйка и повернулась ко мне. - Пойдем за стол?

Подруги действительно оказались вполне ничего, и мы отрывались часов до двух, после чего разошлись по углам. Мы с хозяйкой дома - в небольшую спаленку, Жора со своей подругой улеглись в горнице, на диване у окна, а Феликс со своей выбрали закуточек за русской печкой, стоящей едва ли не посередине. Поупражнявшись в сексуальные "догонялки", мы наконец заснули.

Меня разбудил какой-то странный звук, доносившийся из горницы. Прислушавшись, я разобрал жалобные причитания:

- Ребята, помогите! Ребята!

Похоже, голос принадлежал Феликсу. Вскочив с кровати, я устремился ему на помощь, подумав, что он с кем-то не на шутку сцепился. Но в горнице было темно, и пока я искал выключатель, Феликс продолжал взывать о помощи. Когда же лампочка ярко осветила избу, все буквально взорвались от хохота.

Феликс стоял возле русской печи, вытянув вперед руки, словно слепой, и жалобно скулил. Проснувшись среди ночи от желания сходить "по малой нужде", он начисто забыл, где находится, а в темноте окончательно потерял ориентиры и стал кружить вокруг печи, пытаясь отыскать выход. Ему почудилось, что он заперт в лабиринте и ему вот-вот придет конец.

- А пописать-то тебе хоть удалось? - спросил я.

- Ой, совсем забыл! - воскликнул он и пулей полетел к выходу: все "удобства" были на улице.

Мы снова зашлись от хохота...

В общем, наши мужественные агитброски в российскую глубинку для выполнения призыва партии: "Искусство в массы" - проходили с полной отдачей всех наших сил и способностей...

Однажды я услышал, что при университетском Доме культуры объявлен конкурс в эстрадную студию. Из чистого любопытства я зашел посмотреть и узнал, что художественный руководитель СТЭПа - Студенческого театра эстрадных представлений - Николай Николаевич Рыкунин. Поскольку я сам специализировался в конферансе, то следил за "старшими товарищами", среди которых выделял и любил как раз Рыкунина. В назначенное время я пришел к нему на просмотр, и он, выслушав мое чтение, сразу меня зачислил.

Я стал, ко всему прочему, заниматься в студии заслуженного артиста республики Николая Рыкунина.