Биография отца Бешеного

Кто не знает, что такое ШИЗО, поясняю: это - штрафной изолятор в местах лишения свободы, в который сажают за мелкие правонарушения. Законом предусмотрено сажать не более чем на пятнадцать суток, и чтобы обойти закон, делается просто: выпускают на день, потом какая-то "солдат-ская" причина - и снова туда. Питание в ШИЗО гораздо скуднее, чем в зоне, но и оно дается лишь через день. В другие дни пайка хлеба и кипяток. Кто-то из зеков остроумно прозвал ШИЗО "день лета, день - пролета".

Вот это стихотворение:

Ах, как Ленина мало вы знаете!

Разве мог он придумать такое?

Декрет о земле, о Земле, представляете?

Глупость какая! Оставьте в покое!

То, что Ильич и подумать не мог,

То, чему просто не верится,

Это не Ленин, не ленинский слог,

Также, как бык, положим, не телится.

Ленин Великий, непревзойденный!

Ленин, как знамя, краснел от стыда,

Если ему предлагали казенный

Лишний кусок, то просто беда!

Ленин краснел, отдавая приказ:

В детей Николая стрелять боевыми!

Ленинский мы выполняем наказ,

Жвачку жуем, коммунизмом хранимы.

Ну кто, скажите-ка на милость,

Трудов не знает Ильича?

И кто виновен, что мы силос

Едим, от радости крича?

Ильич, родной, прости убогих!

Прости! Порою сгоряча

Мы в рот е... тебя и многих,

От дикой ярости рыча!

Но ничего, придет пора:

Тебе, наш вождь велеречивый,

Народ закатит "на-гора"

И пнет ногой в твой лоб плешивый...

Мораль, друзья, увы, не в том,

Что Ленин сам скотина:

Нас бьют и палкой и кнутом

Советская рутина...

Конечно, сейчас, когда все дозволено, в Ленина не плюет только ленивый, но эти стихи написаны, напоминаю, в восемьдесят пятом году!!!

А в восемьдесят шестом на страну обрушилась страшная катастрофа Чернобыля. Не думайте, что зеки равнодушно приняли это трагическое известие. Многие, в том числе и я, написали заявление с просьбой отправить на помощь в Чернобыль. Признаюсь, я написал заявление с отчаяния: потому что ни одно из моих посланий никак не могло достучаться до Правосудия. Благодарю Бога, что мое заявление оставили без внимания: даже представить сложно, что было бы сейчас со мной. Да и остался бы я жив?..

Мое второе тюремное испытание требует особого неспешного рассказа, поэтому отправимся сразу в восемьдесят восьмой год...

На свободу я вышел с "солидным" капиталом, заработав за пять лет язву желудка и пятьдесят четыре рубля восемьдесят шесть копеек. В небольшом бауле из серой матрасовки лежало байковое одеяло, переданное мамой еще во время суда. Из жизни моей "пришло" одеяло в мой роман "Срок для Бешеного". Помните, герой фильма "По прозвищу Зверь" выходит из воронка, укутанный в одеяло?

Удивительное дело! В своем первом романе я практически точно предсказал собственную тюремную судьбу, и даже те работы, на которых трудился герой моей книги в колонии, не миновали и меня...

Кроме одеяла, в бауле были домашние тапочки, отделанные мехом, - подарок Бесика, "вора в законе", самодельный мундштук, инкрустированный серебром, несколько сувенирных поделок - подарки друзей к моему освобождению.

Помня многочисленные зековские рассказы, я знал, что первая опасность по выходе на свободу - случайно ввязаться в нечто такое, за что могут потянуть менты, бывает в дороге, то есть в вагоне. Вторая - не затягивать и найти как можно быстрее место проживания. Мне повезло: к моменту моего освобождения вышедшим на свободу москвичам разрешили возвращаться по месту проживания до суда. Однако, прибывая в Москву, ни в коем случае нельзя задерживаться с отметкой в милиции.

В первый же день я отметился в милиции по случаю своего приезда в город, и мне дали несколько дней, чтобы я сообщил свой адрес. Ходить в поисках пристанища по знакомым тощему и с короткой стрижкой - значит всякий раз нарываться на проверку документов. А московской прописки я лишился пять лет назад, и в моем паспорте никакой прописки. Любому менту ясно сразу: только что из зоны, а потому бесправен. Два-три привода - и за сто первый километр, если не хуже! Нужно хотя бы чуть-чуть привести себя в порядок.

Мама прислала два адреса родственников, по линии отца-Чернышева. Одни жили в "спальном" районе Москвы, другие - в подмосковном городке Ступине. Сознаю: это такое дальнее родство, что, несмотря на заверения мамы, вряд ли мне там будут рады, но решаюсь к ним обратиться. А прежде захожу в отдел распределения жилой площади при исполкоме своего бывшего района. Меня направляют к довольно молодой симпатичной девушке по имени Анна. Взглянув на меня с заботливой жалостью и не задавая лишних вопросов, девушка взяла мои документы, заполнила какие-то бланки, продиктовала мое заявление. Потом спросила:

- Вы можете оставить координаты, по которым я буду вам сообщать о движении вашего вопроса?

- Пока нет... - ответил я, не зная, кто меня приютит. - Если можно, я сам наведаюсь к вам.

- Хорошо, приходите через пару недель...