Поднявшись на высокое Тибетское нагорье, путники внезапно обнаружили, что их окружают признаки цивилизации: возделанная земля и человеческие жилища. Один из участников экспедиции Янгхазбенда двенадцать лет спустя описывал ландшафт, который открылся и перед Холмсом.
«Теперь, – писал он, – за уступом нам открылась долина Гьянцзе, которая тянулась приблизительно на две мили перед нами… Мы обогнули отрог, и перед нами простиралась эта плодородная долина, с аккуратными белеными домами, видневшимися в рощах среди ухоженных полей.
На плодородных долинах среди ухоженных полей появление чужаков, разумеется, не могло пройти незамеченным. Наверное, Холмс и два его спутника ожидали, что их, подобно Лэндору, Энни Тейлор и многим прочим путешественникам, остановят и отправят восвояси.
Морану и Уодделу, следовавшим за ними по пятам, не удалось столковаться с местными властями. Старейшины поселка, возле которого их остановили, вынудили чужаков – надо полагать, по распоряжению верховной власти – вернуться тем же путем, каким они пришли.
Как следует из документов, к концу сентября Уоддел уже снова был в Дарджилинге, а значит, и Моран тоже. (В следующем году Уоддел вместе с сиккимским горцем Кинтхапом вновь проник в Тибет. Он опять прибег к маскировке, которая подвела его годом ранее – шаг дерзкий, но глупый, – однако его выдали голубые глаза, и он снова был выпровожен из страны.)
Каковы бы ни были причины, Холмсу и его спутникам позволили продолжить путь. Все дальше продвигаясь в глубь страны, они понемногу приближались к ее загадочной столице. Пятнадцатого октября или около того Холмс вошел в ворота города.
В 1891 году Лхаса была небольшой, по европейским меркам, однако, расположенная в окружении гор, казалась величественной – во всяком случае, издалека. Над городом нависала громада Поталы, храмовой резиденции далай-ламы. Перси Лэндон, корреспондент, путешествовавший с Янгхазбендом, был поражен видом Поталы.
Узрев дворец, Холмс и его спутники были, наверное, поражены не меньше Лэндона, но, углубляясь в город, все реже находили отраду для глаз. Исключая Поталу и менее значительные храмы и монастыри, город был всего лишь невзрачным скоплением мелких глинобитных и кирпичных домиков, закручивающимся спиралью лабиринтом грязных улочек, которые мало изменились за восемьдесят лет, прошедших с посещения Томаса Мэннинга.
Почему Холмсу удалось достичь Лхасы, в то время как многие другие терпели и будут терпеть неудачу? Как преодолел он бесконечные препоны, которые тибетские власти чинили незваным гостям?
Опыт целого ряда исследователей-неудачников свидетельствует, что попытки путешествовать под чужой личиной не приносили успеха. Европейцам иногда удавалось сходить за своих среди индийцев, афганцев, а порой и арабов (как докажет это Холмс на следующем этапе странствий). Однако в Тибете эти уловки оказались бы так же неуместны, как и сам англичанин.
Даже Холмсу, с его умением преображаться, не удалось бы подобрать подходящий камуфляж. Свен Гедин, например, пытаясь попасть в Лхасу десять лет спустя, обрил голову, избавился от усов и натер кожу смесью сала и сажи в надежде сойти за странствующего ламу. Но когда он проезжал мимо тибетского лагеря всего в нескольких милях от границы, в нем тотчас же распознали европейца – из-за роста. Холмс, в котором было больше шести футов роста – а при своей необычайной худобе он, по свидетельству Уотсона, казался еще выше, – выглядел бы тут Гулливером среди лилипутов.