27. Немного времени спустя у Поликсенида произошел морской бой с римлянами у Мионнеса: Поликсенид вступил в этот бой с 90 тяжелыми судами, а Люций, наварх римлян, имел 83, из них 25 были от родосцев. Их начальник Эвдор был поставлен на левом крыле; увидав же, что Поликсенид намного превосходит римлян и с того, и с другого фланга, он испугался, как бы не быть окруженным, и быстро перегнал их, так как суда у него были легкие и гребцы опытные в морском деле; он первым и повел против Поликсенида огненосные суда, со всех сторон блиставшие огнем. Корабли Поликсенида не решились напасть на них вследствие огня, но объезжали вокруг них; при этом они наклонились и зачерпнули воды; они ударялись о боевые балки, пока родосский корабль не сделал нападения на сидонский; удар был настолько силен, что якорь сидонского корабля упал на родосский и связал их оба вместе. Корабли стали недвижимыми, и экипажи их вступили в бой как бы на твердой земле. На помощь им с обеих сторон подошло много кораблей, и с той и с другой стороны началось блестящее соревнование в храбрости; вследствие этого центр кораблей Антиоха оказался открытым и римские корабли, продвинувшись, стали окружать врагов, которые этого все еще не замечали. Когда же они это поняли, то повернули назад и бежали. У Антиоха погибло без одного 30 кораблей, из них 13 было захвачено со всеми людьми. У римлян погибло всего два судна. И Поликсенид, ведя за собой родосский корабль, ушел в Эфес.
28. Таков был конец морской битвы у Мионнеса. Еще не зная о ней, Антиох старательно укреплял Херсонес и Лисимахию, считая это важным делом, как это и было на самом деле, для войны против римлян; да и вся Фракия была бы для них неудобной для прохода с войском и труднопроходимой вследствие плохих дорог, если бы Филипп не проводил их. Но Антиох был и в остальных делах человеком легкомысленным и с быстро меняющимся настроением. Когда он узнал о поражении при Мионнессе, он совсем пал духом, считая, что против него действует злой рок. Все идет против всяких ожиданий: римляне властвуют на море, где он считал, что намного их превосходит; родосцы заперли Ганнибала в Памфилии; Филипп провел римлян по непроходимым дорогам, а он думал, что Филипп должен был особенно помнить зло, которое он претерпел от римлян. Всем этим он был приведен в расстройство, а божество, как это случается со всеми при наступлении несчастий, лишило его способности здраво рассуждать; поэтому он неразумно покинул Херсонес, прежде чем встретиться лицом к лицу с неприятелем, и не увез оттуда, сколько у него было собрано там хлеба, оружия, денег, машин, не сжег даже их, но в неприкосновенности оставил врагам все эти запасы. Он не обратил никакого внимания на жителей Лисимахии, сбегавшихся к нему с женами и детьми, с великим плачем, как будто из осажденного им города. Он думал только о том, как бы помешать врагам переправиться у Абидоса, и все еще оставшуюся у него надежду на благополучное окончание войны он полагал в этом. Как бы пораженный от божества слепотою, он и переправу не сумел охранить, но поспешил уйти в глубь страны, торопясь предупредить врагов, а на переправе не оставил никакой охраны.