Биография Воланда

«Глеб отрывочно рассказывал о том, что делал и говорил „Колдун“. Кроме разных „научных“ откровений и фантастических небылиц он занимался еще и „раскрытием крамолы“»[134].

В другом месте Ямщикова вспоминает разговор с Бокием, который раскрывает тайну влияния на него Барченко.

«Глеб продолжал мечтать о зароненной „Колдуном“ фантастической идее. Он говорил мне, возвращая книжки „тайных обществ“ и список сочинений о масонстве:

— Все это поможет идее посева коммунизма во всем мире. Все это важно для завоеваний наших…

— Для завоеваний? Но как же это, я не понимаю, Глеб?..

— Не понимаешь, а я начал и иду твердо. И человек нашелся как раз такой как надо — смелый и находчивый, знающий фарсидский язык, понятный для всего Востока… Ведь с Востока мы начинаем коммунистическое воспитание всего мира. Вот она, древняя Шамбала, о которой говорится в „Присцилле из Александрии“[135], — мы ее вернем»[136].

Мемуары Маргариты Владимировны Ямщиковой, писавшей под псевдонимом Ал. Алтаев, проливают свет и на дополнительную причину появления Воланда на смотровой площадке баженовского здания:

«…Посещая моего учителя и друга, руководившего мною во время работы в Смольном, Владимира Ивановича Невского, я услышала, что ГПУ опустошило Ленинскую библиотеку, вытребовав всю масонскую литературу. Я повинилась, что дала Бокию список масонской литературы…»[137]

Ко всем своим талантам эзотерика и мистика Александр Васильевич Барченко был гипнотизером и экстрасенсом: «О способностях А. В. Барченко как экстрасенса я слышал от самого Москвина», — сообщает Лев Разгон в копии факса Троньону от 04.03. 1991 года[138].

Но скажу честно, во время личной беседы с Львом Эммануиловичем у меня все время возникало ощущение, что он знает несколько больше и за его уклончивыми и дипломатическими формулировками скрывается какая-то другая, невероятная истина, которую он не желал бы обнародовать.

4

Именно идентификация Бокия как Воланда и объясняет, почему, несмотря на внешние приметы Тверского бульвара в описании первой встречи, автор тем не менее настойчиво называет местом именно скамейку у Патриарших прудов. Такой сверхзаконспирированный чекистский начальник, как Бокий, не мог бы сидеть на бульваре, где в это время кишела жизнь: он рисковал бы стать жертвой, например, покушения. Другое дело, дорожка вдоль Патриарших прудов. Здесь по крайней мере было тихо, и тут даже было понятно, куда именно мог бы собираться прототип Воланда. И это не секрет, что изначально либо он вышел, либо же, наоборот, направлялся на конкретный адрес — на Спиридоновку, в дом 26, квартиру 21.

Здесь, в цэковском доме, всего в шести минутах ходьбы от обозначенной Булгаковым скамейки, проживал бывший студент Горного института, друг Глеба Бокия, глава Орграспредотдела ЦК Иван Москвин. Его супруга Софья Александровна была первой женой Глеба Бокия. От нее у Глеба Ивановича были две дочери. Старшая из них жила с отцом, другая — в семье Москвина на Спиридоновке.

«И говоря по совести, напомнить о Москвине должен был я»[139], — поясняет Лев Разгон в своей книге мрачных мемуаров.

Не приходится сомневаться, что в этой квартире на Спиридоновке «Воланд» встречался с множеством звезд советской политики и художественного мира. И среди них тот, который, конечно, был знаком с Булгаковым, не политик, а актер МХТ Иван Москвин, который часто бывал в доме своего полного тезки.