Биологическая опасность

Нам ничего не оставалось кроме как побежать за Лёхой, который видимо, вошёл в свой темп и быстро оставил нас позади себя. Благо между нами и больницей было чуть меньше километра, так что за восемь минут мы все добежали до больницы, где нас быстро сопроводили в приёмный покой на ближайшие четыре часа.

– Ну что, товарищи, будем куковать. – констатировал Лёха.

Куковать, это по мнению Лёхи – спать без задних ног, при этом храпя и что-то выкрикивая во сне. Видимо не только меня кошмары донимают.

Лена тоже решила присоединиться к спящей компании в лице Лёхи, и как легко догадаться, заснула. А чем я занял себя на следующие четыре часа? Сначала хотел дослушать “Эпоху мёртвых”, но неожиданно мне через рекламный виджет выстрелило предложение послушать какую-то аудиокнигу, в которой детектив полиции раскрывает фашистский заговор, на самом деле пытаясь выяснить, кто убил его родителей. Интересно конечно, но за три с половиной часа я едва начал слушать четвёртую часть, когда в помещение вошла медсестра и один из спецназовцев. Первая осмотрела нас на предмет заражения, а второй – держал нас всех под прицелом. Разумная мера, по идее.

– Они чистые! – скомандовала медсестра спецназовцу, и тот опустил ствол автомата. – Вам куда, кстати?

– К вам вчера привезли человека после ампутации.

– Пилота штоль? Пройдёмте. Он в палате ренимации.

– Он в порядке?

– Ну… лучше вам всё скажет хирург. Вы ему кто?

– Я – его подчинённый, они – со мной, но не его подчинённые.

– Ну ладно.

Нам быстро измерили температуру, а потом нас под охраной отвели к лифту.

Поднявшись на третий этаж, где располагалось отделение хирургии, нас встретил хирург.

– Вы к Харитону Сельчуку? – спросил тот.

– Мы. – за всех ответил я

– Хорошо. Пройдёмте.

– Как он?

– Кто накачал его опиоидами?

– Мои люди. – ответил Лёха.

– Вы или дебилы, или не знаете, как оказывать ему первую помощь! У него передозировка опиатами, когда его привезли, у него несколько раз останавливалось сердце. Кое-как его запустили, так что сейчас только мониторим сердце и следим за культёй. Да, кстати, хоть тут вы нормально отработали. Так что через неделю мы его выпишем и сделаем повязку. За медпомощью будете бегать в медпункт аэропорта. Там и так дежурит наша карета.

– Хорошо. Так мы пройдём?

– Конечно. Халат накиньте.

Мы все быстро накинули белые медицинские халаты на плечи, оставив рукава болтаться, и прошли через железную дверь с кодовым цифровым замком, на поверку оказавшимся древним механическим замком.

– Здравствуйте, Харитон Владимирович! – крикнул я.

– И тебе не хворать, Павел. И как, самолёт ещё цел?

– Да. Ну, когда я уезжал, был цел.

– Понятно. Ничего, скоро вернусь, устрою проверку.

– Ага, сейчас вы вернётесь! Вам теперь никогда не быть пилотом пассажирского самолёта.

– Да ну! Полноценным может быть и не стану, а вот ему помогать – запросто.

Тут он прав. Хотя Сельчук и больше не мог самостоятельно пилотировать пассажирский самолёт, но вот помогать мне следить за приборами и слегка корректировать курс в моё отсутствие – это он мог. А если придумать какой-нибудь протез, то он вполне смог бы, естественно при идеальных метеоусловиях, даже управлять самолётом самостоятельно. И я не про легкую “Цессну”, а про самолёт наподобие нашего “Иркута”.

– Если придумаем протез, то и лететь сможете самостоятельно, правда только на правой чашке.

– Хех, иди и думай тогда. На допросе был?

– Были. Оба. – сказал я. – Вас он не ждёт. Если что, то Миролюбов всего лишь узнал информацию по ситуации в Подмосковье и про тот инцидент.

– И всё?

– Я ещё узнал про то, что творится у родителей…

– И как?

– Там всё нормально. Теперь нужно только добраться до туда. Авось организуют какой-нибудь рейс туда.

– Ну-ну. А что, сельская жизнь, среди себеподобных, тебе это надо? Я всмысле…

– Я понял.

Пилот среди поля с пшеницей, ну ну! Это весело. Разве что я буду прозябать на обработке полей с самолёта. Не, это не просто весело, это по-настоящему смешно. Но извините, мне придётся заняться другими вещами. Например, защитой своей будущей жены и возможно детей, что у нас появятся через лет пять-шесть.

– Я подумаю. Мне главное защитить Лену. – это были никак не пустые слова.

– Эх, променять небо на… Песню вспомни, лётчик!

– Понятно. А вы… вам телефон дают вообще?

– Это, как они заявили, запрещено, мол оборудование слишком чувствительное. – недовольно сказал Сельчук.

– Хорошо. Надеюсь, телеграммы сюда присылают. Я скажу, когда будет свадьба.

– Уже?

– Да. Мы хотели в двадцатых числах апреля расписаться, а теперь… придётся срочно что-то делать.

– Ясно. Жду приглашения.

Потом Лёха начал что-то рассказывать, расспрашивать и они просто болтали. Я просто отошёл к двери и погрузился в себя.

– Кхм, вы конечно извините, но вам пора уходить. – сказал врач. – И так нельзя никого пускать в реанимацию.

– Ладно. До встречи, Харитон Владимирович.

– Увидимся ещё.

Мы вышли из отделения реанимации, и когда оттуда вышел врач, я задал вопрос, практически шёпотом:

– Скажите, то, что его укусили, это ничего?