Читаем Биология добра и зла. Как наука объясняет наши поступки полностью

Давайте переключимся на область мозга и нейробиологических нарушений. Если у человека было повреждение мозга, после чего в ткани рубца вокруг повреждения нейроны перераспределились и теперь возбуждают и сами себя, и окружающие нейроны, – насколько вероятно, что у него начнутся эпилептические припадки? А если у человека стенки сосудов в мозге ослаблены, то с какой вероятностью можно с течением времени ожидать у него аневризму мозга? И какова вероятность, что у носителя аллельного варианта гена, вызывающего болезнь Хантингтона, к 60 годам появятся нейромышечные нарушения? Во всех случая вероятности весьма высокие, приближающиеся к 100 %.

Добавим сюда поведение. Вот человек с обширными повреждениями лобной коры: насколько вероятно, что через пять минут общения с ним вы заметите какие-то странности, поведенческую несуразицу? Примерно процентов на 75.

Расширим поведенческий диапазон. Велика ли вероятность, что человек с повреждениями лобной коры рано или поздно совершит чудовищное насилие? Или что тот, кто перенес в детстве жестокие надругательства, повзрослев, сам станет жестоким? Или что у солдата, видевшего, как в бою убивают его товарищей, разовьется посттравматический синдром? Или что у носителя того варианта промотора гена вазопрессинового рецептора, который предопределяет полигамные связи, будет множество неудачных браков? Или что у человека с особым набором глутаматовых рецепторов в коре и гиппокампе IQ окажется выше 140? Или что у человека, чье детство прошло в несчастьях и потерях, разовьется депрессивный синдром? Для всего этого вероятность ниже 50 %, а часто гораздо ниже.

Как же так получается, что сломанная нога обязательно приведет к трудностям в движении, а все перечисленное в предыдущем абзаце, скорее всего, не повлечет за собой тяжелых последствий? Может быть, там меньше «биологии»? Или, может, все это потому, что в голове сидит небиологический гомункулус, а в ноге – нет?

Надеюсь, ответ (точнее, подступы к нему) на поставленные вопросы плавно вытекает из всей той огромной информации, что была изложена в предыдущих главах этой книги. В социальном поведении ничуть не меньше «биологии», чем в сломанной ноге. Но в количественном отношении «биологичность» данных обстоятельств различается.

От сломанной кости в ноге к нарушенной походке (если человеку вздумается пройтись через час после злоключения) ведет прямая линия причин – через воспаление и боль. И эту прямую биологическую линию не искривить ни генетическими вариациями, ни условиями внутриутробного развития, ни культурным окружением или наполненностью желудка. А на социальное поведение, как мы видели, все эти переменные как раз и влияют, рождая самые лучшие и худшие наши поступки.

Ведь биология поведения, попадающая в сферу наших интересов, во всех случаях многофакторная – о чем мы говорили на протяжении всей книги.

Что означает «многофакторная» с практической точки зрения? Возьмем человека с частыми депрессиями; вот во вторник он отправился к другу и плачет ему в жилетку. С какой вероятностью, зная биологию этого человека, вы определите, что он в принципе страдает депрессией и что он в тот вторник находился в депрессивном состоянии?

Предположим, что «биология» подразумевает только знание об аллелях серотониновых транспортеров. Какую вероятность это нам даст? Из главы 8 мы помним, что не слишком большую – депрессию у этого человека можно ожидать с вероятностью 10 %. А если к серотониновым транспортерам приплюсовать информацию, что этот человек очень рано потерял одного из родителей? Ну, тогда вероятность поднимется до 25 %. А если добавить, что данный индивид влачит одинокую полунищенскую жизнь? Вероятность увеличится, может быть, до 40 %. Включим в уравнение его вторничный уровень глюкокортикоидов – вероятность еще чуточку подрастет. Вспомним, в какой культуре живет этот человек, индивидуалистической или коллективистской, – точность предсказания еще повысится[489]. Отметим, что если «этот человек» – женщина, то необходимо выяснить, была ли у нее во вторник менструация (она, как правило, обостряет симптомы депрессии, вынуждая женщин отгораживаться от общества и не выходить из дома). Предсказания становятся все точнее. Теперь мы уже, возможно, перевалили за отметку 50 %. Если добавлять фактор за фактором (многие из которых, а возможно, и большинство их, мы еще не открыли), то в конце концов наши многофакторные биологические знания обретут ту же предсказательную силу, что и для сломанной кости. Заметьте, мы говорим не о разном количественном влиянии биологических причин, а о многих разновидностях этих причин.

Перейти на страницу:

Все книги серии Книжные проекты Дмитрия Зимина

Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?
Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?

В течение большей части прошедшего столетия наука была чрезмерно осторожна и скептична в отношении интеллекта животных. Исследователи поведения животных либо не задумывались об их интеллекте, либо отвергали само это понятие. Большинство обходило эту тему стороной. Но времена меняются. Не проходит и недели, как появляются новые сообщения о сложности познавательных процессов у животных, часто сопровождающиеся видеоматериалами в Интернете в качестве подтверждения.Какие способы коммуникации практикуют животные и есть ли у них подобие речи? Могут ли животные узнавать себя в зеркале? Свойственны ли животным дружба и душевная привязанность? Ведут ли они войны и мирные переговоры? В книге читатели узнают ответы на эти вопросы, а также, например, что крысы могут сожалеть о принятых ими решениях, воро́ны изготавливают инструменты, осьминоги узнают человеческие лица, а специальные нейроны позволяют обезьянам учиться на ошибках друг друга. Ученые открыто говорят о культуре животных, их способности к сопереживанию и дружбе. Запретных тем больше не существует, в том числе и в области разума, который раньше считался исключительной принадлежностью человека.Автор рассказывает об истории этологии, о жестоких спорах с бихевиористами, а главное — об огромной экспериментальной работе и наблюдениях за естественным поведением животных. Анализируя пути становления мыслительных процессов в ходе эволюционной истории различных видов, Франс де Вааль убедительно показывает, что человек в этом ряду — лишь одно из многих мыслящих существ.* * *Эта книга издана в рамках программы «Книжные проекты Дмитрия Зимина» и продолжает серию «Библиотека фонда «Династия». Дмитрий Борисович Зимин — основатель компании «Вымпелком» (Beeline), фонда некоммерческих программ «Династия» и фонда «Московское время».Программа «Книжные проекты Дмитрия Зимина» объединяет три проекта, хорошо знакомые читательской аудитории: издание научно-популярных переводных книг «Библиотека фонда «Династия», издательское направление фонда «Московское время» и премию в области русскоязычной научно-популярной литературы «Просветитель».

Франс де Вааль

Биология, биофизика, биохимия / Педагогика / Образование и наука
Скептик. Рациональный взгляд на мир
Скептик. Рациональный взгляд на мир

Идея писать о науке для широкой публики возникла у Шермера после прочтения статей эволюционного биолога и палеонтолога Стивена Гулда, который считал, что «захватывающая действительность природы не должна исключаться из сферы литературных усилий».В книге 75 увлекательных и остроумных статей, из которых читатель узнает о проницательности Дарвина, о том, чем голые факты отличаются от научных, о том, почему высадка американцев на Луну все-таки состоялась, отчего умные люди верят в глупости и даже образование их не спасает, и почему вода из-под крана ничуть не хуже той, что в бутылках.Наука, скептицизм, инопланетяне и НЛО, альтернативная медицина, человеческая природа и эволюция – это далеко не весь перечень тем, о которых написал главный американский скептик. Майкл Шермер призывает читателя сохранять рациональный взгляд на мир, учит анализировать факты и скептически относиться ко всему, что кажется очевидным.

Майкл Брант Шермер

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов

Эта книга — воспоминания о более чем двадцати годах знакомства известного приматолога Роберта Сапольски с Восточной Африкой. Будучи совсем еще молодым ученым, автор впервые приехал в заповедник в Кении с намерением проверить на диких павианах свои догадки о природе стресса у людей, что не удивительно, учитывая, насколько похожи приматы на людей в своих биологических и психологических реакциях. Собственно, и себя самого Сапольски не отделяет от своих подопечных — подопытных животных, что очевидно уже из названия книги. И это придает повествованию особое обаяние и мощь. Вместе с автором, давшим своим любимцам библейские имена, мы узнаем об их жизни, страданиях, любви, соперничестве, борьбе за власть, болезнях и смерти. Не менее яркие персонажи книги — местные жители: фермеры, егеря, мелкие начальники и простые работяги. За два десятилетия в Африке Сапольски переживает и собственные опасные приключения, и трагедии друзей, и смены политических режимов — и пишет об этом так, что чувствуешь себя почти участником событий.

Роберт Сапольски

Биографии и Мемуары / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука

Похожие книги

100 великих замков
100 великих замков

Великие крепости и замки всегда будут привлекать всех, кто хочет своими глазами увидеть лучшие творения человечества. Московский Кремль, новгородский Детинец, Лондонский Тауэр, афинский Акрополь, мавританская крепость Альгамбра, Пражский Град, город-крепость Дубровник, Шильонский замок, каирская Цитадель принадлежат прекрасному и вечному. «У камня долгая память», – говорит болгарская пословица. И поэтому снова возвращаются к памятникам прошлого историки и поэты, художники и путешественники.Новая книга из серии «100 великих» рассказывает о наиболее выдающихся замках мира и связанных с ними ярких и драматичных событиях, о людях, что строили их и разрушали, любили и ненавидели, творили и мечтали.

Надежда Алексеевна Ионина

История / Научная литература / Энциклопедии / Прочая научная литература / Образование и наука