Биология и Буддизм. Почему гены против нашего счастья и как философия буддизма решает эту проблему

Гамильтон отлично помнит момент, когда он вдруг понял, что тело и геном больше похожи на общество, нежели на слаженный механизм. Вот что он пишет по этому поводу: «И тогда пришло осознание, что геном – это не монолитная база данных и руководящая группа, преданные одному проекту – оставаться в живых, иметь детей, каковыми я воображал его ранее. Он начал казаться мне сродни залу заседаний совета директоров, полю боя, на котором индивидуалисты и фракции сражаются за власть… Я же – посол, отправленный за границу некоей хрупкой коалицией, носитель противоречивых приказов хозяев расколовшейся империи[56].

Мэтт Ридли

Примечательно, что люди, обеспечившие прорыв в понимании альтруизма, не были этологами или неврологами, нет, они изучали достаточно далеких от нас существ – насекомых. В судьбах двух гениальных ученых, Эдварда Уилсона и Уильяма Гамильтона, поразительно много параллелей – оба были юными натуралистами и коллекционерами, оба получили увечья в детстве, помешавшие им заняться другой деятельностью. Оба были энтомологами и этологами, исследовали общественных насекомых, использовали основную специальность для обоснования более широких биологических и философских теорий.

Гамильтон был профессором Оксфордского университета и специализировался на изучении общественных ос. Вряд ли он стал бы таким авторитетом в научном мире, если бы оставался исключительно энтомологом. Он не был ярким лектором, много времени проводил в полевых исследованиях и непосвященным мог показаться типичным паганелем. Однако наблюдение за общественными осами привело его в совершенно иную область знания – он выдвинул теорию генетического происхождения альтруизма, родственного отбора и, собственно, ген-ориентированную теорию эволюции, так талантливо изложенную Докинзом в «Эгоистичном гене».

Наш второй герой – Эдвард Уилсон. В семь лет будущий профессор Гарвардского университета лишился глаза на рыбалке. Будучи юным натуралистом, без стереоскопического зрения он больше не мог наблюдать за птицами и животными. Однако остроты его оставшегося глаза хватало для наблюдений за насекомыми. Возможно, человечество лишилось хорошего орнитолога, но приобрело значительно больше: благодаря наблюдениям за муравьями Уилсон открыл новое научное направление – социобиологию.

Как и Гамильтон, Уилсон добился известности в своей первой специализации – он стал известнейшим мирмекологом планеты и в итоге открыл три сотни новых видов муравьев. Однако мировую известность ему принесло исследование генетических основ альтруизма. В этом смысле его можно назвать продолжателем идей Гамильтона[57].

Выводы, сделанные Гамильтоном и Уилсоном после наблюдений за насекомыми, оказались применимы как к более примитивным (колониальные моллюски и одноклеточные), так и к более сложным организмам (общественным млекопитающим).

Наверное, наиболее подходящий эпитет для Уилсона – ученый без страха и упрека. Теория родственного отбора Гамильтона была слишком смелой для своего времени, и Уилсон поддерживал ее изо всех сил. Во многом благодаря его темпераменту она возобладала в умах биологов и стала безоговорочным мейнстримом. После этой революции Уилсон создал новую отрасль – социобиологию и тем самым разжег грандиозный скандал, последствия которого отразились на всей цивилизации (пересмотр теории происхождения альтруизма уже сказался на обучающих программах, этике, политэкономии и дургих).

Социобиология родилась в 1975 году с выходом книги «Социобиология: новый синтез». Новую науку тотчас же заклеймили активисты левых течений и сейчас продолжают клеймить слишком активные сторонники «толерантности». Дело в том, что из этого направления следовало, что многие наши черты, с которыми боролись представители всевозможных течений левого толка, оказываются генетическими. И эти самые представители наделены ими так же, как и капиталисты, националисты, шовинисты и прочие угнетатели, с которыми они ведут отчаянную борьбу.

Также следовало, что человек вовсе не белый лист, на котором в процессе воспитания записывается личность со всеми характеристиками. И что воспитанием невозможно достичь всех целей, преследуемых всевозможными борцами за равенство; и что наши половые различия гораздо глубже, чем могут представить себе феминистки. Оказалось, что мы рождаемся со многими «нежелательными» чертами.