Биосфера (финальная причинность)

Спустя пятнадцать минут они дошли до школы, и свернула налево, где в ста метрах располагалась церковь. Это двухэтажное белое здание высилось одиноко над селением, где преимущественно были одноэтажные строения. Церковь отличалась не только формой и высотой, но и строительным материалом. Это было европейское строение, хотя и без особых новшеств. В церкви не было колокола. На его верхушке блестел золотистыми лучами, отраженными от заходящего желтого солнца, крест. Ставни и двери также отличались от аналогичных в хижинах тем, что были сделаны не из веток и тряпок, а из прочного дерева. По-видимому, христианская община не поскупилась и отстроила прочное здание в этом забытом, расположенном вдали от цивилизации, месте. Внутри обстановка была весьма скромной, с десяток мелких икон, расставленных по углам и стенам, кафедра из черного дерева и несколько десятков скамеек для прихожан. Нас встретил мужчина в черной рясе с белым воротом у горла, как у всех служителей католической церкви. На вид ему было лет сорок, сорок пять. Он был невелик ростом, с небольшой округленной черной бородкой. Его лицо было спокойно, а глаза выражали искру удивления. При виде Роберта священник слегка, с напрягом растянулся в улыбке.

— Я уже слышал о вас, — сказал священник.

— Вот, это наш новый преподаватель, — произнесла Айне, кланяясь священнику. — Его зовут Роберт Моринс, он из Соединенных Штатов, прибыл к нам в качестве волонтера.

— Очень приятно, — сказал священник.

— Приветствую вас, — произнес Роберт.

— Ну, вы тут общайтесь, а я побежала, — сказала девушка.

— Тебя не было сегодня на служении, — произнес священник.

— Ой, я… не смогла. Много дел было. Вот помогала Роберту размещаться.

— Ну, вот, никто не хочет причащаться. А как помочь, так сразу прибегают.

Айне поцеловала крестик на иконе перед кафедрой и направилась к выходу.

— Вы сами найдете дорогу? — спросила она Роберта.

— Да, конечно, спасибо. Здесь трудно заблудиться, — сказал Роберт.

Айне выбежала из цекрви, оставив Роберта и священника одних.

— Ну, что ж, будем знакомы, — сказал священник и протянул Роберту руку. Они обменялись крепким рукопожатием. — Меня здесь все называют Льюисом младшим. Я сын Фреда Льюиса. И пока он не может заниматься своими делами, я его заменяю. А какой вы предмет будете вести? Айне так, видимо, торопилась, а быть может, чем-то была взволнована, как мне показалось, что забыла об этом сообщить.

— Я математик, — ответил коротко Роберт.

— О, представитель точных наук. Вы христианин, надеюсь.

— Да, я… — он засмущался. — Мои родители христиане, а я был крещен с рождения, но…

— Но в Бога не верите.

— Да, я атеист.

— Понятно, — тяжело вздохнул Льюис, будто только что потерял самого верного члена христианской общины. — Я вам, скажу, между нами говоря, лучше вообще не верить, чем знать, что есть бытие жизни.

— И, что же это? — спросил Роберт.

— Жизнь мрачна и полна страданий. Нет ничего хуже рождения. Смерть — это облегчение, великое единственное благо жизни.

— Признаться, я ожидал с вашей стороны других слов, — возразил Роберт.

— Что? Скажите, что я смело высказываю свои мысли?

— Можно так сказать, — ответил Роберт, — Вы, вероятно, чем-то омрачены?

— Разве что жизнью. Это практика жизни и мой личный опыт, — возразил священник. — Жизнь полная боли и унижений, приводящих человеческую душу в смущение, страх и угнетение. Нет, жизнь не так уж и прекрасна, как ее воспевают поэты. Она грязна и беспощадна, она не имеет состраданий и чувств. Лишь смерть — это благо жизни, ее венец и славный конец, избавляющий человека от страданий, которые подарила ему жизнь. Но, слава Богу, она все же открывает перед человеком ворота спасения. И тот, кто поверит в спасение Божие, тот и спасется. Все люди, по природе своей, грешны. И если посчитать число угнетений и боли души и тела, которые испытывает человек в своей короткой жизни, то лучше бы ему и вовсе не рождаться.

— Вы говорите страшные вещи, отче, — сказал Роберт. — Конечно, жизнь не всегда прекрасна, но и радости и счастье она дарит.

— Счастье. А что это?! — произнес священник, словно начал проповедь перед своими прихожанами, позабыв о споре. — Оно мимолетно, причем настолько, что его и вовсе можно считать равным нулю. Истинное счастье в любви к Богу и верой в его идеалы. Душа бессмертна, а человек смертен. Он есть грех, его тело как форма для души. Душа находится в грешном теле и требует избавления от него путем веры в спасение и искренней любви в Бога. Наш Создатель нарочно поместил душу в тело, чтобы она, помучившись в тяжелой и страдальческой жизни, обрела истинную веру.

— Зачем же, по-вашему, — спросил Роберт, — Бог это сделал?

— Чтобы проверить человека на предмет соблазна различными короткими и эфемерными людскими материальными благами. В мире идей, где пребывает Бог, нет материи, а следовательно, души безгрешны, так как нет соблазна, потому они и вечны, бессмертны.

— Но, ведь, ребенок, рожденный, как вы говорите в материальной оболочке, в образе человека, безвинен. Его душа чиста.