Читаем Биосоциальная проблема и становление глобальной психологии полностью

А. В. Юревич пишет об утрате современной отечественной социогуманитарной наукой, в первую очередь психологией, претензий на «самобытность», о том, что отечественные ученые «как „интеллектуальные посредники” <…> играют очень важную и вполне творческую роль, однако свое традиционное предназначение в качестве производителей нового знания они начинают утрачивать.


И это – возможно, главный результат «адаптации» отечественной социогуманитарной науки к тому социальному контексту, который сложился в современной России» (Юревич, 2004, с. 13; курсив мой. – И. М.).

Школа в науке – явление временное. Вероятно, наступает естественный конец той школы, которая сложилась в СССР. В то же время есть основания думать, что возможно возрождение этой школы в новом облике, соответствующем реалиям современности, в чем-то радикально отличной от советского периода, но что-то главное в традиционной парадигме развивающей. Конечно, не следует рассчитывать, что все, получившие диплом психолога в современной России, сплотятся в единое монометодологическое течение, как это было в советский период. Пусть каждый примкнет к той школе, которая ему ближе. Однако есть основания полагать, что и школа, сложившаяся в России, не исчерпала своего потенциала.

В эпоху глобализации с неизбежностью происходит формирование глобальной науки, что предполагает как формирование новых объектов и предметов исследований, так и изменение совокупного субъекта исследовательской деятельности – научного сообщества. Глобальная психология формируется как многополюсное сетевое образование, включающее весьма различные центры, не как некое новое единое теоретическое течение, но, скорее, как реакция бифуркации, как дивергентное развитие новых и переосмысляемых старых психологических теорий в попытках дать объяснение новым эмпирическим реалиям, порождаемым эрой глобализации. Дискурс глобальной психологии направлен на становление дисциплины, способной адекватно ответить на вызовы времени, отразить психологию человека, живущего в современном мире, что невозможно без полноценного участия «локальных» школ, развивающихся на основе национальных культур, вне западно-центрического мейнстрима.

Представляется, что выбора «вступать или не вступать» в формирующуюся глобальную мировую науку у российских психологов сегодня нет. Но есть еще выбор: войти туда как представители «развивающейся провинции» или как наследники великой школы.

Положение российской психологии в контексте проблемы формирования глобальной науки можно назвать уникальным. С одной стороны, оно радикальным образом отличается от школ, которые в составе мировой науки в сложившейся западноцентрической традиции раньше просто не существовали и которые в русле мейнстрима относятся к «развивающимся» (новые африканские, азиатские школы с их индигенными теориями). Российская школа всегда была частью мировой науки в западноцентрической традиции, описывающей процесс развития психологии начиная с древних греков. В России имеется собственная научная школа, сформировавшаяся в конце XIX – начале ХХ в., в период, когда формировался основной массив научных школ Европы и Америки, составивших лицо психологической науки XX в. Эта школа внесла существенный вклад в становление мировой психологической науки, и в дальнейшем оказывала и продолжает оказывать заметное влияние на западные школы. Не следует забывать и то, что относительная изоляция российской советской психологии с 1930-х годов носила своеобразный односторонний характер. Советские ученые в достаточной степени имели возможность непосредственно или посредством обзорных работ знакомиться с основными вехами в развитии западной науки. Во всяком случае можно утверждать, что российские ученые знали о западной науке существенно больше, чем западные ученые о российской. С другой стороны, российская психология не является частью современного западноцентрического мейнстрима. Ее односторонняя изоляция на протяжении большей части XX в. привела к тому, что разработанные здесь во второй половине XX в. теории и методология остаются недостаточно известными за пределами России.

В сети глобальной науки российская психология может занять достойное место, обладая серьезным теоретико-методологическим базисом и знанием психологических особенностей многомиллионного народа. В то же время российская психология может и должна сохранить свою особость, специфичность, потому что именно своей уникальностью она может быть интересна и полезна, а значит – востребована. Но это не осуществится само собой. Никто, кроме российских психологов, российские теории в мировую науку не впишет. Движение в этом направлении требует целенаправленной работы и усилий.

Глава 3

Российская психология в постсоветский период

Перейти на страницу:

Похожие книги

Лучшее в нас. Почему насилия в мире стало меньше
Лучшее в нас. Почему насилия в мире стало меньше

Сталкиваясь с бесконечным потоком новостей о войнах, преступности и терроризме, нетрудно поверить, что мы живем в самый страшный период в истории человечества.Но Стивен Пинкер показывает в своей удивительной и захватывающей книге, что на самом деле все обстоит ровно наоборот: на протяжении тысячелетий насилие сокращается, и мы, по всей вероятности, живем в самое мирное время за всю историю существования нашего вида.В прошлом войны, рабство, детоубийство, жестокое обращение с детьми, убийства, погромы, калечащие наказания, кровопролитные столкновения и проявления геноцида были обычным делом. Но в нашей с вами действительности Пинкер показывает (в том числе с помощью сотни с лишним графиков и карт), что все эти виды насилия значительно сократились и повсеместно все больше осуждаются обществом. Как это произошло?В этой революционной работе Пинкер исследует глубины человеческой природы и, сочетая историю с психологией, рисует удивительную картину мира, который все чаще отказывается от насилия. Автор помогает понять наши запутанные мотивы — внутренних демонов, которые склоняют нас к насилию, и добрых ангелов, указывающих противоположный путь, — а также проследить, как изменение условий жизни помогло нашим добрым ангелам взять верх.Развенчивая фаталистические мифы о том, что насилие — неотъемлемое свойство человеческой цивилизации, а время, в которое мы живем, проклято, эта смелая и задевающая за живое книга несомненно вызовет горячие споры и в кабинетах политиков и ученых, и в домах обычных читателей, поскольку она ставит под сомнение и изменяет наши взгляды на общество.

Стивен Пинкер

Обществознание, социология / Зарубежная публицистика / Документальное
Цивилизационные паттерны и исторические процессы
Цивилизационные паттерны и исторические процессы

Йохан Арнасон (р. 1940) – ведущий теоретик современной исторической социологии и один из основоположников цивилизационного анализа как социологической парадигмы. Находясь в продуктивном диалоге со Ш. Эйзенштадтом, разработавшим концепцию множественных модерностей, Арнасон развивает так называемый реляционный подход к исследованию цивилизаций. Одна из ключевых его особенностей – акцент на способности цивилизаций к взаимному обучению и заимствованию тех или иных культурных черт. При этом процесс развития цивилизации, по мнению автора, не всегда ограничен предсказуемым сценарием – его направление может изменяться под влиянием креативности социального действия и случайных событий. Характеризуя взаимоотношения различных цивилизаций с Западом, исследователь выделяет взаимодействие традиций, разнообразных путей модернизации и альтернативных форм модерности. Анализируя эволюцию российского общества, он показывает, как складывалась установка на «отрицание западной модерности с претензиями на то, чтобы превзойти ее». В представленный сборник работ Арнасона входят тексты, в которых он, с одной стороны, описывает основные положения своей теории, а с другой – демонстрирует возможности ее применения, в частности исследуя советскую модель. Эти труды значимы не только для осмысления исторических изменений в домодерных и модерных цивилизациях, но и для понимания социальных трансформаций в сегодняшнем мире.

Йохан Арнасон

Обществознание, социология