Биоугроза

Я продолжал вспоминать свой сон про Медузу, Создательницу Трупов, гигантскую болезненную сущность, идущую за нами по пятам, город за городом превращающую опустошенную страну в кладбище. У меня не было никаких сомнений в том, что Эбола и подобные болезнетворные микробы мутировали под воздействием радиации и продолжали мутировать. Я представлял себе, как они эволюционируют каждую неделю через бесчисленные поколения, каждый раз становясь чем-то гораздо более сложным, и, наконец, трансформируются в нечто дьявольски разумное и невероятно смертельное.

Но я не стал делиться этими мыслями с Прайсом.

Он сказал, что вирусы - это мост между живыми и неживыми микроорганизмами. Они оживают лишь при взаимодействии с живыми клетками. Это паразиты, всецело зависящие от своих хозяев, с точки зрения биологических процессов. В некотором смысле это - протеиновые капсулы, наполненные генетическим материалом, закодированным на воссоздание самого вируса. Вот так. Вирус ведет себя как мертвый, пока не вступает в контакт с совместимой клеткой. Затем он прилипает к ней и использует ее механизм для создания собственных копий. Это продолжается до тех пор, пока клетка-носитель буквально не взрывается, и из нее появляются бесчисленные крошечные вирусы. Каждый делает то же самое до бесконечности, пока носитель не погибает, либо пока их не атакует нечто вроде антител.

- У этого вируса нет высоких, амбициозных планов, сынок, - сказал мне Прайс. - Они живут лишь, чтобы воспроизводить себя, что в конечном счете - в случае с Эболой Экс - уничтожает носителя. Это - клеточные хищники, но не организованные, не думающие. Я не могу себе представить линию органической эволюции, которая позволила бы им делать нечто большее. Вероятно, они являются одной из старейших форм жизни на Земле, и как таковые, достигли совершенства еще миллиарды лет назад.

Слушая, я узнавал для себя много нового, хотя кое-то из сказанного считал спорным. Конечно же, я не собирался спорить с экспертом, особенно, когда единственным моим доказательством была серия гребаных кошмаров.

- А теперь мы видим неприятные результаты вирусной экспансии, - сказал Прайс, наблюдая за муками Бедекера. - Понимаешь, тело у него сейчас твердое, как у трупа. Оно заполняется сгустками крови. Они формируются повсюду. В мозгу, в жизненно важных органах, в коже, костях. Хммм.

Я смотрел на Прайса, как на сумасшедшего. Я не был знаком с Бедекером, но когда-то он был человеком. Возможно, другом Прайса. И вот этот старик продолжает вести этот безумный репортаж, словно это какое-то спортивное событие.

Морс, конечно же, находился рядом, делая снимки умирающего человека со всех мыслимых ракурсов. Даже достал из своей сумки телескопический объектив и снял несколько крупных планов. Это было какое-то безумие.

- Видишь, Нэш? - сказал Прайс. - Сейчас Бедекер не очень сильно страдает. Его мозг разжижается. Его жизненная активность угасает, а человеческие качества стираются. Это называется деперсонализация. То, что ты сейчас наблюдаешь, - это больше не умирающий человек, а биологический механизм, захлебывающийся собственными отравленными субпродуктами. Рвота будет продолжаться, как и кровотечение...

Прайс был прав. Теперь Бедекера рвало почти постоянно, все той же черно-красной зловонной кашей. Кровь шла из глаз. Из ушей. Из ноздрей. Он с шумом пускал газы, и из зада у него вытекало все больше выделений. Прайс сказал, что теперь у него выходят разжиженные фрагменты желудка и внутренностей, орально и анально. Кровь текла, лилась, хлестала, а вместе с ней его покидал возбудитель, жаждущий обрести нового носителя.

Меня затошнило. Я попытался отвернуться, но Прайс остановил меня.

- Скоро у него наступит ломка и смерть от кровопотери.

Морс старательно все документировал.

Я закурил очередную сигарету, чтобы отогнать от себя запах. Потом рассказал Прайсу, что в соседнем дилерском центре у меня друзья, и что я должен связаться с ними как можно быстрее.

- Мудрая мысль, - сказал он. - Скоро стемнеет. После заката Скабы теряют активность. Тогда мы и сможем незаметно ускользнуть. Только, боюсь, ночью на улице водятся куда более опасные твари. Но мы не можем оставаться здесь.

Бедекер бился в конвульсиях, буквально разваливаясь на части, а из всех отверстий у него текла отравленная кровь и пузырящиеся выделения.

- Уже скоро, - сказал Прайс.

7

Я шел первым. Сразу за мной - Джени с Морсом. Прайс замыкал шествие. В "Беретте" у меня оставалось три патрона, и это была единственна защита, на которую мы могли рассчитывать. Было ли мне страшно? Не то слово.

Я всю дорогу думал о Карле и остальных. Гадал, что они делают, и молился, чтобы они были еще живы. Но я знал Карла. Скабам пришлось бы очень постараться, чтобы победить его. Он умел выживать, как и все мы. Мне казалось странным, что он не попытался найти нас с Джени. Хотя, может, и пытался. Просто я хотел воссоединиться со своими людьми.

Ночью Де-Мойн выглядел мрачно и угрожающе.