Бирюк

— Коль… — Ее щеки вспыхнули, и Сашка зябко передернулась. — Я вся сейчас…

— Охуительна… — оборвал я ее, непонятно, как и сумев рыкнуть нечто членораздельное. Раздвинул бедра, давая ей место. Знаю, что веду себя как скотина, но похер. Обхватил член, качнув им и показывая ей со всей примитивной честностью, чего хочу. Не заставлю, ни за что. Но просто дурею от одного только предвкушения. А еще больше от того, как она смотрит на меня. Лишь секунда этого беспричинного смущения, и снова открытая жажда. Поймав мой взгляд точно так, как недавно, до того как гадский Корнилов обломал нас, Сашка встала на колени между моих ног, наклонилась и поцеловала меня в центр груди. Ее соски задели мою грудь, и она вздрогнула всем телом, рвано выдохнув. В меня ударило похотью беспощадно. Прострелило от паха до макушки, прогибая в спине, ствол задергался в руке, словно она уже его обласкала.

— Сашк… — хрипло выдавил я. — Не играйся только… не в этот раз… озверею…

— А ты мне нравишься озверевшим, — все так же не прерывая зрительного контакта, промурлыкала она, мягко убирая мою руку от члена. Голос стал глубже, обливал меня, как жидкая сладость, доводя до невменяемости.

Прогнувшись, она потерлась грудью о мой пах, а щекой — в районе пупка, и снова шумно вдохнула.

— Нравится, как пахнешь… дикостью моей… свободой… удовольствием…

Каждое слово сопровождалось влажным поцелуем, и от первого же мне глаза горячечной красной пеленой заволокло. Я моргал, выглядя наверняка полным придурком, но мне нужно было видеть. Видеть, как меня возьмет в рот она. Именно она. Моя солнечная девочка. Видеть, как я совершу реальное кощунство, что отправит меня в ебаный рай.

— Саш-ш-ш-ш-ш-ш… — зашипел я раздавленным змеем, когда протекшая головка скользнула по ее щеке, оставляя там блестящий след. Прижавшись губами к основанию члена, отчего у меня задергало точечными разрядами в промежности, она притормозила, убивая меня окончательно, глянув совершенно пьяно, и лизнула медленно снизу и до головки. И тут же вобрала ее, вынося этим адекватность, все равно что выстрелом в башку.

— Бля-я-я-я-я! — взревел я, хватая ее за волосы. И тут же отпуская, потому что от первого же глубокого скольжения в обжигающую тесноту ее горла меня разбило в пыль и я уже ничем не смог бы управлять.

Только упираться пятками в матрас, толкаясь навстречу, молотить затылком в подушку, хрипя и мыча, и цепляться за все, до чего мог дотянуться, лишь бы ей не помешать. Ослеп, но все видел. Смотрел. Как одурманенно сверкают ее буквально пожирающие меня и мою реакцию глаза, из которых по щекам льются слезы. Как растягиваются, принимая мой ствол, губы. Как она отрывается, жадно хватая воздух. Лижет головку бесстыдно, откровенно этим наслаждаясь, прежде чем впустить в себя снова. Это было пыткой. Рваный ритм, что доводил до остервенения, остановки, что тормозили в мгновении до того, как меня бы прорвало. Но я отдал бы ей себя для такой пытки хоть на вечность. Пока бы не сдох или бы не ебнулся, становясь необратимым дураком. И вдруг Сашка прикрыла глаза, взяла меня глубже, и застонала протяжно, как будто тоже совсем теряя себя. И меня взорвало. Я орал дурниной, опустошаясь, пока язык не прокусил от того, как сокращало всего.

Слепо подтащил к себе Сашку и впился в губы, выстанывая в них свой кайф. И, не отрываясь, заставил его мне вернуть, нащупав незряче трясущимися еще пальцами ее клитор. Сашка кончила почти мгновенно, мелко задрожав в моем захвате, будто только одного касания ей и не хватало.

Мы лежали мокрые, слипшиеся, взахлеб дышащие, продолжая рвано целоваться. Как два нарика, выдыхающие в легкие друг друга дурманящий дым. Вот только у нас это было из сердца в сердце. У меня уж точно. Все, ни хера мне в этой жизни уже не страшно. Даже если завтра подыхать или закроют на черт-те сколько. У меня уже было. Все. С моей девочкой-солнцем.

ГЛАВА 17

За ночь меня пару раз начинало морозить, случались приступы ломоты и дикой жажды и при этом тошноты. Николай избавлял меня от этих симптомов радикально. Поднимал мою голову, надежно удерживая широкой ладонью, пока еще и глаза не успевала открыть, поил, а потом, невзирая на начальное нытье, заставлял уже потеть совсем не от недомогания. Он будто решил вытеснить из моих тела и сознания отраву, заменить их собой. И им я готова была травиться охотно и сколь угодно долго. Наверное, то еще удовольствие — возбуждать меня, хнычущую и полусонную, но Колю, похоже, все устраивало. И мое тело отзывалось на его требовательные, не дающие шанса на отказ прикосновения покорно, как если бы было его собственностью, которой он мог запросто управлять.