Бирюза от Кудашева

– Всей душой, всем сердцем… Когда я отказывался? Одной матушке России служим. Приказывайте!

  – Хорошо. Как насчет того, чтобы поработать сегодня ночью? Дети не обеспокоятся?

– Нет, они привычные. Утром горничная придет, накормит. А ночью, если что, старшенькая за младшими присмотрит.

Дзебоев поднялся с кресла.

– Я буду у себя в кабинете, понадоблюсь – разбудите. Задание вам: первое – написать объяснительную по вопросу парфянского статера, второе – составить справку на мое имя с полным списком иноподданных лиц, посещавших Закаспийскую область, с которыми вы в качестве председателя общества любителей истории и археологии общались лично, помогали им в уточнении маршрута, проводниками, связями и прочее. Начните с года текущего и ретроспективой – сколько вспомните. Год 1911-ый осветите самым подробным образом – полные имена, подданство, место проживания, профессия, цели посещения, предполагаемые пункты посещения, места реального посещения, даты прибытия и убытия, результаты, проблемы, связи, конфликты, любую информацию, которую вспомните. Жду! Запомнили, нет?

Холмогоров приподнял со стола исписанный карандашом лист бумаги, начал читать:

– «… в кабинете, понадоблюсь – разбудите. Задание вам: первое…»…

Дзебоев улыбнулся:

– Замечательно. Пишите. Ранее шести утра меня не будите. Только помните: мои распоряжения исполняются без возражений, точно и в срок. Ваша судьба будет зависеть от вашего усердия быть полезным нашему общему делу. А сейчас возьмите перо и чернилами напишите на мое имя прошение принять от вас парфянский статер. Будьте любезны, передайте мне его. Пусть этот раритет полежит пока в сейфе Особого отдела.

Получив требуемое прошение, и, положив в портсигар четвертый парфянский статер, Дзебоев оставил Холмогорова одного.

Николай Кириллович открыл окно и минут десять под папиросу дышал свежим ночным морозным воздухом. Потом присел за свой письменный стол, вынул из ящика блокъ-нотъ в сером коленкоровом переплете. Несколько минут листал его, читал отдельные страницы, а потом принялся за работу. Один за другим чистые листы бумаги исписывались каллиграфическим почерком человека, знающего толк в канцелярской культуре. В три ноль-ноль работа была окончена.  Холмогоров сложил документы в пакет, подписал его и заклеил. Свой кабинет он запер, стараясь не щелкнуть замком, не звякнуть ключами. У выхода из канцелярии в приемной за вынесенным столиком дежурная смена резалась в нарды.

– Шеш-беш!

– Чагар-ду!

Холмогоров протянул пакет начальнику караула:

– Господин штабс-капитан, прошу передать полковнику Дзебоеву в собственные руки. Как проснется, разумеется…

Штабс-капитан принял пакет из рук Холмогорова и, вдруг, передал его кому-то, стоявшему за спиной управляющего делами. Холмогоров оглянулся. Пакет был в руках у Дзебоева.

– Быстро управились, Николай Кириллович, – Дзебоев сделал движение, словно взвешивал пакет в руке. – Пройдемте в мой кабинет, посмотрим, что получилось.

Обернулся к дежурке:

– Чаю нам покрепче, черного с лимоном.

В кабинете адъютанта командующего Холмогоров сидел на большом кожаном диване, покрытом текинским ковром, ел бутерброды с бастурмой, пил чай.  Ему страшно хотелось спать, он боялся уснуть сидя. Дзебоев читал справку за столом, пользуясь для освещения канделябром в три стеариновые свечи. После полуночи электричество отключалось. Минут через двадцать Дзебоев потянул вниз шелковую ленту механического звонка. Заглянул дежурный прапорщик.

– Принеси-ка мне, воин, книгу регистрации иноподданных за июль сего года, – приказал Дзебоев. Через минуту он уже сверял записи в книге с информацией в полученной справке. Вернул книгу дежурному.

– Не уснули, Николай Кириллович?

– Я в вашем распоряжении, Владимир Георгиевич.

– Добро. Расскажите мне все что знаете о группе из Канады профессора Джона Котович. Они не прошли регистрацию. И что такое энтомолог?