Бирюзовая маска

Отброшенная в реальный мир, глубоко расстроенная тем, что меня прервали, ощущая боль в спине, я обернулась и увидела Элеанору. Когда мы встретились вчера вечером в галерее, она была страшно разъярена. Сейчас же она стояла здесь, стройная фигура в джинсах и белой блузе, перехваченной поясом с серебряной пряжкой в виде раковины, улыбаясь так, как будто между нами ничего не произошло. Я ей не доверяла, но все-таки решила поддержать ее подозрительно дружелюбное настроение и посмотреть, что же за всем этим стоит.

— Как ты себя чувствуешь, Аманда? — спросила она.

Я слегка двинула плечами, не имея никакого желания вспоминать о своей боли.

— Я в порядке.

Она настойчиво продолжала.

— Как ты думаешь, кто же воспользовался вчера этим кнутом?

— Я даже не пытаюсь предполагать, — сказала я. — А ты что знаешь?

— Возможно, я и могу предположить.

— Тогда лучше скажи об этом нашему дедушке.

Она резко переменила тему разговора, разглядывая мою картину.

— Жаль, что я не могу изобразить ничего подобного.

— Рисовать может любой, — ответила я избитой фразой.

— Не думаю, что это так, — Элеанора немного отошла, чтобы лучше оценить картину. — Все равно не получится, как у тебя. Или как у тех художников, которые писали для коллекции Хуана.

Я рассмеялась и взяла на кисть немного желтой краски.

— Не упоминай меня в этом ряду. Едва ли я достигла их мастерства.

— Не скромничай! Я не умею рисовать, но благодаря Хуану видела за свою жизнь очень много картин. Я не думала, что ты так хорошо рисуешь.

С кисточкой в руке, я обернулась и с удивлением посмотрела на нее. Ее светлые волосы были перехвачены голубой лентой на затылке, челка слегка взъерошена, на лице не было никакой косметики, наверное, поэтому оно выглядело удивительно молодым и наивным. Я никогда раньше ее такой не видела и инстинктивно насторожилась. Когда Кордова решают выглядеть безоружными, у них это получается крайне убедительно.

— Ты не возражаешь, если я останусь понаблюдать? — спросила она и, не ожидая моего согласия, присела на сухую траву у дороги. Я снова вернулась к работе, надеясь на то, что ей скоро это надоест и она уйдет. Но ей явно хотелось поговорить, и, хотя я ничем не поддерживала беседу, она очень дружелюбно обратилась ко мне так, как будто бы мы были лучшими друзьями.

— Я поняла, что вы ездили вчера на ранчо. Рассказал ли Гэвин тебе что-нибудь об этом месте?

— Немного, — ответила я.

— Оно раньше принадлежало отцу Хуана — Ан-тонио Кордова, нашему прадедушке. Ему следовало быть испанским доном. Он всегда говорил, что Испания — его родина и что Севилья, а не Мадрид — историческая столица Америки, так как именно оттуда отправлялись путешественники и миссионеры.

Имя прадедушки я услышала впервые.

— А ты знала Антонио Кордова?

— Он умер до того, как я родилась. Но я слышала о нем на протяжении всей своей жизни. Кларита частенько рассказывала мне о своем дедушке. Он сильно разгневался, когда его сын женился на англичанке — нашей бабушке Кэти — и отправился в Санта-Фе, чтобы начать собирать коллекцию. Кларита говорит, что Хуану пришлось очень много сделать, чтобы доказать отцу свою правоту. Ужасно, что Антонио умер до того, как «Кордова» прославилась. Ты была в магазине вчера, не так ли?

— Да, все это очень впечатляет, — я попыталась сконцентрироваться на своей картине. Несмотря на присутствие Элеаноры, пейзаж получался достаточно хорошо.

— Когда-нибудь «Кордова» будет принадлежать мне, — сказала она, и в ее словах послышался вызов, как будто бы она ожидала, что я начну возражать.

Я не попалась на эту удочку.

— Да, на тебя ляжет большая ответственность. Хорошо, если Гэвин будет управлять ею и закупать картины.

Она подпрыгнула и немного отскочила в сторону, затем снова повернулась ко мне, раздавив каблуком ком земли.

— Не будем говорить о Гэвине.

Я пожала плечами и продолжила работу.

Через какое-то время она попыталась сделать еще одну попытку нападения.

— Кларита говорит, что ты нашла эту старую бирюзовую маску на ранчо и привезла ее домой. Зачем?

— Потому что я помню ее. Она связана у меня с тем… с тем, что случилось.

Она прямо-таки засветилась.

— Очаровательно! Полу захочется узнать об этом. Что же она заставила тебя вспомнить?

— Ничего. Кроме того, что я была напугана. Сильвия говорит, что когда они все были детьми, то, надев маску, часто играли на ранчо в жмурки.

— Да, Кларита говорила мне об этом. Однажды, когда маску надел Керк, он схватил Доро, сорвал маску и поцеловал ее. Кларита это видела и продолжала злиться даже тогда, когда рассказывала мне эту историю. В то время ей самой нравился Керк, и ее очень возмущало то, что ему больше нравилась Доро. Конечно же, позже она преодолела это чувство. Он не стал ее единственной любовью.

— А кто?

— Разве ты не знаешь? — интригующе спросила она. Я не собиралась играть ни в какие игры.

— Во всяком случае, кончилось тем, что моя мать влюбилась в Уильяма Остина, — напомнила я ей.

— Но Кларита рассказывает эту историю по-другому. Она думает, что Доро все еще любила Керка, когда тот вернулся через много лет.