Бирюзовая зима

И Эмили тоже не надо мучить. Эмили не хочет иметь никаких дел с Элиасом.

Алена нахмурилась.

– Да что с тобой такое, Эмили? Ты ведь так любишь животных. Может, ты ей понравишься. Попытка не пытка.

Под взглядом Алены мне сделалось жарко. Я повыше подтянула воротник свитера. Мозг, не бросай меня в беде, придумай хоть что-нибудь…

– Ты… ты же знаешь, какая у мамы аллергия на шерсть, – пробормотала я. – У нее два дня будут слезиться глаза, если я на свитере принесу домой пару волосков.

Складки на Аленином лбу обозначились резче. Она молча глядела на меня.

– Ерунда, – наконец сказала она. – Раньше ты всегда играла с соседской собакой, и тебя это не беспокоило. К тому же ты преувеличиваешь: пару волосков она переживет. Я в этом уверена, так что не волнуйся. Я знаю, как тебе хочется погладить котенка. Ну-ка, Элиас, отдай Эмили нашу малышку.

Я шевельнула губами, но не смогла издать ни звука. Рядом раздался шорох. Я увидела руки Элиаса, бережно держащие котенка.

– Вот… – выдохнул он.

Стараясь не смотреть на него, я подставила ладони и почувствовала, как их коснулись крошечные бархатные лапки. Передавая котенка, Элиас слегка дотронулся до моих рук.

Случайно. Всего на долю секунды. И все равно – от его прикосновений мою кожу будто обожгло.

Неужели это никогда не кончится?!

Я опустила взгляд. Кошечка смотрела на меня большими черными глазами и не знала, что решить на мой счет.

Она тихонько мяукнула.

Я не могла отвести взгляд от ее глаз. Черные как смола, бездонные и пронзительные. Прекрасные и в то же время загадочные, вселяющие трепет. Чем дольше я в них смотрела, тем крепче, казалось, меня сковывают таинственные чары. О чем-то мне эти глаза напоминали.

Я осторожно погладила мягчайшую, словно кашемир, шерстку. Нащупала маленькие хрупкие ребрышки, а на спине – цепочку позвонков. Тельце было легкое как перышко и источало тепло – тепло, впитанное от Элиаса… Касаясь кошечки, я словно касалась его, хоть и не напрямую.

Я вновь посмотрела в кошачьи глаза, пытаясь понять, о чем же они мне напоминают. Будто я их где-то уже видела.

– Она такая мягонькая, правда? – спросила Алена.

Впервые за весь вечер я улыбнулась по-настоящему, от души. И кивнула.

– Как ее зовут, кстати?

– Мы еще не выбрали имя. Может, ты что-нибудь подскажешь?

Я задумалась: сперва в голову ничего не приходило, а потом меня осенило – я сообразила, что мне напоминают кошачьи глаза! Я никогда не видела таких глаз – я о них читала. И есть только один автор, который мог так описать их, что кажется, будто ты видел их наяву.

– Лигейя, – сказала я.

Так называется мой любимый рассказ Эдгара Аллана По.

– Лигейя? – повторила Алена. – Звучит отлично. Как тебе это пришло в голову?

Я помедлила, прежде чем ответить, и тут зазвучал мой любимый голос.

– «Ростом она была высока, несколько тонка, а в последние дни свои даже истощена»[4], – сказал Элиас. Себастьян и Алена повернулись к нему, на лицах их было написано изумление. Но я мгновенно сообразила, откуда эта фраза.

– Что-что? – переспросила Алена.

– «Напрасно пытался бы я живописать величие, скромную непринужденность ее осанки или непостижимую легкость и упругость ее поступи. Она появлялась и исчезала, словно тень», – продолжал Элиас, как будто не услышал вопроса матери.

Его взгляд был устремлен на лежавший посреди стола венок, словно он находился один в пустой комнате. В столовой воцарилась тишина, звучал только голос Элиаса:

– «Зрачки ее были ослепительно черны, и осеняли их смоляные ресницы огромной длины. Брови, чуть неправильные по рисунку, были того же цвета. Однако ‟странность”, которую я обнаруживал в глазах ее, по природе своей не была обусловлена их формою, цветом или блеском и должна, в конце концов, быть отнесена к их выражению».

На лице Алены по-прежнему отражалось недоумение, но она сдерживалась и слушала сына с напряженным вниманием.

– «Сколько долгих часов размышлял я об этом! О, как я пытался постичь это выражение целую летнюю ночь напролет! Что это было – то, глубочайшее демокритова колодца, что таилось в бездонной глубине зрачков моей подруги? Что это было? Меня обуяла жажда узнать. О, эти глаза! Эти огромные, сверкающие, божественные очи! Они стали для меня двойными звездами Леды, а я – увлеченнейшим из астрологов».

Элиас замолк.

Мурашки побежали по моей коже, меня словно окатило холодной водой. Я слушала быстрое биение собственного сердца. Что это сейчас было? Меня охватило тревожное чувство.

Алена заговорила первой после долгой паузы.

– Элиас, – пробормотала она, – ну ты просто… Вау, что это?

– Цитата, – ответил он. – Из рассказа «Лигейя» Эдгара Аллана По.

Алена раскрыла рот.

– Понятия не имела, что ты читаешь классику, – сказала она. – И цитата такая длинная! Как тебе удается держать в голове целый отрывок?

– Я бы тоже не прочь узнать, – добавил Себастьян.

Не в силах пошевелиться, я сидела, вглядываясь в бездонные глаза маленькой кошечки. Она уже не казалась такой испуганной, как поначалу, но и не мурчала, как на коленях у Элиаса.

– Я просто много раз перечитывал этот рассказ, – ответил он.