Бирюзовая зима

– Ты хочешь остаться? – спросил Себастьян. – А если они пробудут наверху долго?

Я пожала плечами:

– Ну и пусть, мне все равно. Долго так долго.

– Даже не знаю, – с сомнением проговорил Себастьян. – Мне что-то не нравится эта идея: я поеду домой, а вы тут останетесь. Может, я развезу Энди, Софи и Алекс, а сам вернусь?

Алекс сжала его руку.

– Но я не хочу, чтобы ты сегодня садился за руль. Давай я поведу машину и вернусь вместе с тобой.

– Если хотите, конечно, можете так и сделать, – отозвалась я. – Но в этом нет никакой необходимости. Ты так же измотан, как Элиас, Себастьян. Мы справимся сами. Вам лучше поехать домой и отдохнуть. Я позабочусь об Элиасе. А Джессике вы понадобитесь завтра, не сегодня.

Мы спорили еще некоторое время, но наконец все признали мою правоту. Только Алекс как будто сомневалась. Увы, она не могла разорваться надвое и позаботиться одновременно и о женихе, и о брате.

– Мы в любом случае будем поддерживать связь по телефону, – сказал Себастьян. – Если что-то понадобится, Эмили, сразу звони, не стесняйся.

Я кивнула:

– Обещаю.

– Вот и славно.

– Ты заночуешь у Алекс? – спросила я.

– Да. Когда Элиас доберется до дома, лучше, чтобы он был там не один.

– Согласна, – ответила я. – Одного я его сегодня никуда не отпущу.

Себастьян выдохнул и поднялся на ноги.

– Ну хорошо, тогда мы поехали, – сказал он.

Мы распрощались. Алекс еще раз крепко обняла меня, поблагодарила за готовность позаботиться об Элиасе и пообещала позвонить завтра.

Когда все ушли, я со вздохом упала на стул.

– Кофе? – предложил Том.

Я повернулась к нему.

– Думаю, нам предстоит долгая и добрая дружба, – сказала я и кивнула. Он усмехнулся и направился к автоматам.

Мало-помалу завязался разговор. Не то чтобы нам хотелось поболтать – скорее мы просто убивали время. Он рассказал, что они с Ивонн познакомились два месяца назад на хэллоуинской вечеринке и вскоре начали встречаться. Как же все просто у некоторых людей, подумала я с протяжным вздохом.

Том не был студентом – он работал в риелторском агентстве и всерьез был настроен делать карьеру: либо расти до коммерческого директора фирмы, либо открывать собственное дело. Он говорил и говорил, обрисовывая во всех подробностях, где он видит себя через десять лет.

Я не раз успела подумать, что парень не промах. Я вот, например, понятия не имею, где окажусь завтра.

Наконец темы для разговоров иссякли, и мы погрузились в молчание. Между тем я пила уже четвертый стаканчик кофе. Сидеть и смотреть, как то и дело привозят людей на скорой, – довольно угнетающее занятие. Кругом царила лихорадочная суета, перед нашими глазами мелькали обрывки чьих-то чужих печальных судеб. Например, на одной каталке везли молодого человека. На шее у него был пластиковый воротник, он без сознания лежал на оранжевом надувном матрасе. Лицо исцарапано, одежда залита кровью и разодрана, нижняя часть тела обернута золотым спасательным покрывалом. Очевидно, он попал в аварию. По пятам за санитарами бежала девушка – вероятно, его подруга. Лицо у нее было опухшее, руки окровавлены. Его увезли в операционную, а она села, скорчившись, перед большой стеклянной дверью и тихо заплакала.

Я ни секунды не могла на нее смотреть. От всего сердца я желала, чтобы ее друг поправился.

Увы, это был лишь один из многих случаев. Скорые привозили новых и новых пациентов, и за каждой каталкой кто-нибудь да шел. Я поневоле задалась вопросом, как люди работают тут изо дня в день и остаются в своем уме. Горе, с которым постоянно приходится иметь дело, кого угодно скрутит в бараний рог. Я вспомнила наш с Элиасом разговор в парке, когда он признался, что его прекрасные иллюзии относительно врачебной профессии разбились вздребезги. Я не могла представить себе Элиаса в этой безрадостной обстановке – однако именно она однажды станет его повседневностью. Возможно, со временем научаешься отключаться и не принимать чужие горести слишком близко к сердцу. Но я при всем желании не могла вообразить себе, как так можно – да и уместно ли безразличие в профессии врача?..

Мой взгляд наткнулся на большие круглые часы, висевшие над стеклянной дверью. 3:15.

Минут тридцать назад приехали родители Джессики. Я никогда раньше не видела ее мать, но сразу узнала – они с Джессикой были очень похожи. Родители были встревожены, растеряны и словно оглушены страшной вестью. Они жили в пригороде Берлина и проделали долгий путь. Поскольку мобильных у них не было, последние новости о состоянии Джессики им еще не сообщили. Я передала им слова доктора Рихтера и в общих чертах обрисовала, что именно произошло. Как только я закончила, они тут же направились на второй этаж. Мать Джессики напоследок еще раз поблагодарила меня, хотя я не очень поняла, за что. Но она была в таком смятении, что я не посмела возражать.