Бирма: Земля и люди

Наверное, можно было назвать город пестрым, но пестрота предполагает суетность, спешку, а этого в характере Рангуна нет. Он нетороплив, полон достоинства, степенен, хотя двухмиллионное его население в среднем моложе тридцати. Дома все прячутся в зелени, каждый не похож на другой.

Недавно я наткнулась на любопытную зарисовку города, сделанную журналистом Ассошиэйтед Пресс. «Рангун — город, замкнувшийся в прошлом, — пишет он. — Ни небоскребов, ни рекламных щитов, ни неоновых огней, ни фешенебельных отелей с барами, ни модно одетой молодежи. Скромность женщины определяется длиной рукавов ее блузы». Но тот же журналист вынужден добавить: «Политика изоляционизма избавила Бирму от роста преступности, от контрастов нищеты и роскоши и позволила сохранить простые и милые черты традиционного общества. Город чарует спокойной и естественной красотой».

Заря только занимается, ночную тишину еще сверлят цикады, а Рангун уже на ногах. Пошли первые, полупустые автобусы; во дворах жгут сухую траву — пахнет дымом; спешат на рынок крестьяне с корзинами на коромыслах.

Скоро откроются учреждения, и в деловой центр помчат машины, потянется чиновный люд к своим конторам. К началу занятий в университете и колледжах улицы заполнят студенты — коротко стриженные, спортивного сложения юноши в аккуратно выглаженных рубашках, непременно с авторучкой в кармане; длинноволосые девушки, тоненькие и изящные, как статуэтки из сандалового дерева. Неторопливо пойдут от дома к дому бритоголовые, босые монахи, поплотнее запахнув оранжевый тинган и прижав к груди круглую черную чашу для подаяний. День начался.

Рангун пахнет остро и пряно. Запахи поджаренного арахисового и кокосового масла смешиваются с запахом выхлопных газов. Жизнь города, как всюду в тропиках, выплеснута на улицу. Расположились на земле харчевни, наполняя воздух ароматом горячего риса и острых специй; на лотках выложены аппетитные булочки, прикрытые полиэтиленом от назойливых мух. У колодцев и колонок — городские открытые прачечные и бани: плещется детвора, стирают белье и купаются в легких, завязанных на груди юбках женщины. В тени дерева любители играют в шашки, нарисовав доску прямо на земле. Неподалеку устроился парикмахер: осколок зеркала, (прикрепленный к дереву, табурет и отточенный нож — все его хозяйство. Если надо, он может заменить лекаря-сделать примочку, прочистить уши, поставить компресс. Есть в городе и модные частные салоны, но они не по карману простым горожанам.

В Рангуне сравнительно мало магазинов. Основные места торговли — базары. Наиболее известен базар имени Аун Сана. Здесь вам предложат всевозможные изделия из перламутра, плетенную из ротанга и расщепленного бамбука хозяйственную утварь, веера, зонтики ручной работы. Тут же, под навесами, работают ювелиры, резчики по дереву, гончары. Слышно, как стучит молоток сапожника, стрекочут швейные машинки портных.

На базаре — дары земли и моря. Красуются зеленые побеги бамбука, начиненные рисом; рыжие ананасы, сочные мандарины, маслянистое манго, батат, папайя. По резкому, бьющему в нос запаху узнаю дуриан — зеленый, покрытый шипами шар. Его твердая кожура с трудом поддается ножу. Но когда плод разрезан, вы обнаруживаете внутри четыре кремовые семядоли — мягкие и жирные. По вкусу дуриан напоминает смесь пареного лука с грецким орехом и, говорят, обладает тонизирующим свойством. Рядом с плодами тропиков — привычные картофель, капуста, клубника, арбузы. В рыбных рядах лежат на прилавках морские окуни с глазами-перископами, длинные ленты рыбы-сабли, тунцы, сизые кальмары, креветки всех видов.

Торговки сидят прямо на прилавках посреди живой, еще трепещущей груды. Они ловко вспарывают ножом брюхо рыбы, очищают от внутренностей и кидают на весы. Кстати, в Бирме основная мера веса — не килограмм, а «вис» — тысяча шестьсот граммов.

Шумят, суетятся базары. А когда завечереет и опустеют торговые ряды, на кучи мусора слетятся вороны и (подберут остатки. Вороны в Бирме совсем не крыловские простофили, они агрессивны — своего не упустят и чужое вырвут из пасти.

В полдень над городом сгущается банная духота, и улицы вымирают. А к вечеру они вновь оживут: рангунцы выйдут подышать воздухом в парки, на озера. Любимое место прогулок — площадь генерала Бандулы. Здесь высится гранитный Обелиск независимости, бьет подсвеченный огнями фонтан и цветут орхидеи. Оглядитесь — и вы увидите банки, почтамт, министерства, редакции газет. Стоят, как бастионы, выстроенные еще англичанами Верховный суд, Секретариат, Дворец губернатора. Устремил ввысь башни мусульманский дворец. На соседних узких улицах теснятся жилые пятиэтажные дома в викторианском стиле. Среди этого чужеродного разностилья сияет золотой шатровой крышей древняя пагода Суле.

Пагод в Рангуне много, разных форм и возрастов. Пагоде Шведагоун несколько веков, а пагоде Кабаэй (Мира) на улице того же названия немногим более двадцати лет. На ее белом куполе начертаны слова: «За мир во всем мире!» Пагодная аранжировка придает городу неповторимость.