Бироновщина

— Я забылъ, докторъ, что вы вѣдь не русскій съ душой нараспашку и всякій душевный порывъ взвѣшиваете на вѣсахъ благоразумія! — съ горечью проговорилъ Шуваловъ и подошелъ къ столу, за которымъ игралъ его старшій братъ.

Но и тому не везло: на столѣ передъ нимъ лежало всего нѣсколько серебряныхъ рублей, изъ которыхъ одинъ онъ ставилъ только-что на карту.

— Вашъ братъ тоже сидитъ на мели, — замѣтилъ Лестокъ. — Если вы ужъ непремѣнно хотите отыграть своего человѣка, то есть здѣсь еще одинъ русскій, который скорѣе другихъ войдетъ въ ваше критическое положеніе…

— Вы про кого это говорите, докторъ?

— Да про нашего премьера: y него вѣдь тоже натура широкая.

— Вотъ это вѣрно!

И, уже не колеблясь, Петръ Ивановичъ завернулъ въ хозяйскій кабинетъ и подошелъ къ Волынскому, бесѣдовавшему еще тамъ съ австрійскимъ посланникомъ.

— Не возьмите во гнѣвъ, ваше высокопревосходительство, — началъ онъ, — но я въ такомъ безвыходномъ амбара…

Тотъ не далъ ему договорить и поставилъ вопросъ прямо:

— Вы проигрались?

— Въ пухъ и прахъ, и все на той же проклятой дамѣ червей! Да дѣло для меня не въ проигранныхъ деньгахъ; Господь съ ними…

— Такъ въ чемъ же?

— Въ томъ, что проигралъ я и дорогого мнѣ человѣка…

— М-да, это ужъ совсѣмъ непростительно.

— Сознаю, ваше высокопревосходительство, и каюсь! Главное, что герцогъ имѣетъ еще противъ него зубъ и не-вѣсть что съ нимъ сотворитъ…

— Да это не тотъ ли молодчикъ, котораго онъ хотѣлъ купить y васъ тогда въ манежѣ?

— Тотъ самый. Помогите, Артемій Петровичъ, отецъ родной!

— Это было бы безполезно: завтра вы его опять поставили бы на карту.

— Клянусь вамъ…

— Не клянитесь: грѣхъ взяли бы на душу. Выигралъ его y васъ, говорите вы, самъ герцогъ?

— Нѣтъ, Салтыковъ; но герцогъ готовъ поставить уже противъ него полторы тысячи.

— Ого!

— Да Самсонову моему цѣны нѣтъ. Я завтра же верну вамъ всю сумму…

— Которую займете y ростовщика за безбожные проценты? Нѣтъ, мы сдѣлаемъ это иначе. Изъ когтей герцога я бѣднягу вырву; но самимъ вамъ придется съ нимъ уже распроститься. — Я сейчасъ вернусь, — предупредилъ Волынскій маркиза Ботта направился черезъ первую гостиную во вторую.

— Въ вашемъ банкѣ, генералъ, разыгрывается живой человѣкъ по имени Самсоновъ? — обратился онъ къ банкомету.

— Да, ваше высокопревосходительство, — отвѣчалъ видимо удивленный Салтыковъ. — Но разыгрываю я его не отъ себя.

— Знаю; его вамъ проиграли, и теперь онъ въ вашей кассѣ. Идетъ онъ въ полутора тысячахъ?

— Точно такъ.

— Такой суммы y меня случайно съ собой не имѣется; но надѣюсь, что я пользуюсь y васъ кредитомъ?

— Еще бы! На всякую сумму.

— Благодарю васъ. Такъ я ставлю за него на даму полторы тысячи.

Свѣтлѣйшій хозяинъ молчалъ до сихъ поръ съ видомъ затаенной злобы. Сослаться на «статутъ» своего дома передъ первымъ кабинетъ-министромъ ему было уже неудобно, тѣмъ болѣе, что и нѣкоторые изъ его сановныхъ партнеровъ играли уже на мѣлокъ.

— А я ставлю столько же и одинъ рубль, — объявилъ онъ, высокомѣрно пріосанясь.

— Двѣ тысячи, — по-прежнему не возвышая голоса, сказалъ Волынскій.

— И рубль! — выкрикнулъ не своимъ голосомъ Биронъ.

— Три тысячи.

— И рубль!

— Четыре тысячи.

Хмуро-багровое лицо курляндца исказилось безсильною ненавистью.

— Infamer Mensch! — пробурчалъ онъ, скрежеща зубами.

— Повторите, герцогъ, что вы изволили сказать? — спросилъ Волынскій съ тѣмъ же наружнымъ спокойствіемъ, но вспыхнувшій въ глазахъ его зловѣщій огонекъ выдавалъ поднявшуюся въ душѣ его бурю. — Я не совсѣмъ разслышалъ.

— Это было не про васъ… — уклонился герцогъ, задыхаясь. — Ну, и проигрывайте на здоровье!

— Ваша свѣтлость, значитъ, отступаетесь? — переспросилъ его Салтыковъ.

— Nun ja, zum Kuckuck!

Банкометъ сталъ снова метать. На этотъ разъ дама наконецъ ему измѣнила и вскрылась налѣво.

— Дама!

— Самсоновъ, стало быть, отъ сего часа уже мой? — произнесъ все такъ же невозмутимо Волынскій.

— Вашъ! — отвѣчалъ Салтыковъ. — Но теперь вы имѣете дѣло уже не со мной, а вотъ съ г-номъ Шуваловымъ.

— Завтра же поутру, ваше высокопревосходительство, онъ будетъ въ вашемъ домѣ, - подхватилъ стоявшій тутъ же Шуваловъ. — Ужъ какъ я вамъ обязанъ — словъ y меня нѣтъ!

Въ душѣ онъ, однако, еще такъ досадовалъ, негодовалъ на самого себя, что, не дождавшись ужина, убрался во-свояси. Когда тутъ дверь ему открылъ Самсоновъ, — при видѣ безмятежнаго и заспаннаго лица юноши, y Петра Ивановича не достало духу признаться, что онъ съ нимъ сдѣлалъ.

"Узнаетъ все равно поутру", — успокоилъ онъ себя. Но настало утро, Самсоновъ подалъ кофе, молчать долѣе уже не приходится; а сказать всю правду попрежнему такъ совѣстно…

— Вотъ что, Григорій…

— Что прикажете?

— Вчера, ты знаешь, былъ картежъ y герцога Бирона… Онъ завелъ опять рѣчь о тебѣ, просилъ продать тебя ему…

— Боже упаси! Но вы, сударь, ему отказали?

— Прямо отказать, ты поймешь, было очень трудно. По счастью былъ тамъ и Волынскій Артемій Петровичъ…

— И вступился за меня?

— Да… т.-е. перебилъ тебя y герцога… Тебѣ, голубчикъ, будетъ y него куда лучше еще, чѣмъ y меня: ты знаешь вѣдь, какая онъ сила при Дворѣ..

Самсоновъ вдругъ все понялъ.