Бисер для трех поросят

Татьяна Сахарова Бисер для трех поросят

— Ну как, нравится? — Я отошла от зеркала и вопросительно взглянула на Женьку.

— Отвратительный костюмчик.

— Почему? — изумилась я и еще раз оценила свое отражение в зеркале. По-моему, сидит просто великолепно.

— Почему, почему… — пробубнив, она размашистым шагом пересекла комнату и распахнула створки моего платяного шкафа. — Скажи-ка на милость, что ты видишь?

— А что я должна видеть?

— Нет, ну скажи!

— Хорошо, я вижу свою одежду. Довольна?

— Нет! Потому что лично я тут никакой одежды не вижу. Это же сплошная серо-черная масса, которую можно смело пожертвовать монастырю. Хуже твоей одежды только монашеская ряса.

— Здрасьте, моя радость, — искренне возмутилась я, — ты хоть понимаешь, сколько это стоит?

— А тут и понимать нечего. Такой мышиный гардеробчик я бы и задарма не носила. — Женька брезгливо поморщилась. — Посмотри на себя в зеркало! На кого ты похожа?

— На маму!

— А вот и нет. Ты внимательно смотри! Костюмчик серенький, юбочка до середины коленок, очочки черепашкой, волосы дулькой… Одним словом — мышь! Тебе самой смотреть на себя не скучно?

— Ты опять за свое. Я уже устала тебе объяснять, что при моей работе…

Но подружка не дала мне договорить:

— Вечно ты прикрываешься работой, как черепаха панцирем. Ты же не служишь в мужской колонии, где женщины-надзирательницы обязаны зачехлять форменным кителем свою половую принадлежность.

— Я ничего не зачехляю!

— А как это называется? Скажи мне, сколько у тебя серых костюмов?

— Три, — ответила я, но, оглянувшись к зеркалу, поправилась: — Уже четыре. И ты не права, мне сегодня досталась отличная вещица. Случайно на распродажу попала. Двести пятьдесят долларов за демисезонный костюмчик от «Лоры Эшли» — это полная шара. Смотри, он же сидит на мне как влитой.

— Вот это точно, как влитой. Ты со своей мышиной одеждой уже кожей срослась, — продолжила доставать меня Женька. — Не дай бог, грохнешься на улице, так никто и не поможет подняться.

— Почему это не поможет?

— Да потому, дурья твоя башка, что ты сольешься с асфальтом, и прохожие тебя попросту затопчут.

Я не выдержала и завелась:

— Не переживай, если я нечаянно грохнусь, то немедленно, используя всю мощность своей луженой преподавательской глотки, разведу демагогию на тему: «Падение личности в эпоху социально-экономического катарсиса». Буду валяться на асфальте и разоряться дурным голосом, тогда меня заметят и точно не затопчут.

— Безусловно, не затопчут! Тебя забросают гнилыми помидорами. Или предпочтешь тухлые яйца?

— Чего ты ко мне прицепилась?! — вспылила я.

— Просто пытаюсь тебе напомнить, что слова «женщина» и «женственность» имеют единое происхождение.

— Если твой бюст вываливается из декольте именно по этой причине, то у нас с тобой разные представления о русском языке.

И тут Женька, как всегда, разобиделась.

— Где уж мне с моим свинским рылом разобраться в русском языке. Мы люди темные, аспирантур не заканчивали, кандидатских степеней не имеем, кафедрами не заведуем…

Она поджала губы и развернулась к окну. Вот всегда с ней так: сначала прет на меня бульдозером, но, стоит лишь слегка щелкнуть ее по носу, тут же начинает оплакивать свое попранное самолюбие. И, что характерно, я при этом чувствую себя целиком и полностью виноватой.

Мы дружим с Женькой тысячу лет. Сначала ходили в одну группу детского садика, потом стали одноклассницами. Если существуют в мире полные антиподы — Антарктида и пустыня Сахара, муравей и кашалот, Наталья Ветлицкая и Верка Сердючка, — то это я и Женька. Принято считать, что противоположности сходятся. Глупости! И я заявляю это, как социолог. День и ночь встречаются на рассвете и на закате, но они не могут сосуществовать вместе. Закон природы, знаете ли. Так же и люди. Патологический весельчак и хронический зануда запросто сведут друг друга с ума, оказавшись надолго под одной крышей. Педантичный чистюля не уживется с безнадежным неряхой, а скряга непременно растерзает заядлого транжиру.

Освоив азы социологии и психологии, я неоднократно пыталась отыскать фундамент нашей с Женькой многолетней дружбы. Что общего у замкнутой и заносчивой девочки из приличной семьи и у общительной хохотушки, которую воспитывала полуграмотная тетка. Родители моей подруги погибли в автокатастрофе, когда ей было три года. Я всегда училась на «отлично» и представляла школу практически на всех олимпиадах районного масштаба. Женьке же учеба на голову никогда не налазила. В пятом классе, когда я битый час объясняла подруге пресловутую задачку про две трубы, которые наполняют бассейн, с ней случилась истерика и она вышвырнула задачник через окно, едва не прибив карликового пуделя. Тетя Галя из квартиры снизу до сих пор помнит, как я демонстрировала Женьке закон Архимеда. Тот самый, про тело, погруженное в жидкость. Налита до краев ванны вода многократно выходила из берегов, пока наконец не закапала с потолка у соседки.