Бисер Мирозданий (СИ)

   - Так при чём тут собственность, Иван Иванович, кто из мужиков в артели работает, жалованье за то получает! - воскликнул старшина.

   Иван Иванович снова попенял себе на его недалёкость: надо было артельщика ещё пять лет назад в город отправить учиться.

   Серафима и Ваня стояли на балконе и наблюдали за этой сценой.

   Тётушка, кутаясь в шаль, спросила кого-то:

   - Так ли хорошо наше Мироустройство?

   И с испугом огляделась: нет ли поблизости сестры Екатерины, которая хоть и младше на пятнадцать лет, но способна замучить упрёками, только усомнись в Мирских благах.

   После сумбурных приготовлений к завтраку заметили исчезновение Елизаветы.

   Все, не говоря уж о матушке, были в отчаянии, отправили за урядником в город, сообщили Ивану Ивановичу. Маленький Лёня отказался от сладкого, складывал пирожные и печенья в коробку, надеясь отдать сестре. Старшего Ивана не раз замечали с красными глазами. Он часто совещался с Серафимой.

   Через месяц слёз и напрасных надежд Матусова Елизавета Ивановна была объявлена без вести пропавшей.

   С ноября Ваня должен был уехать в гимназию. А он всё медлил. Стоял вечерами

   в тёмной столовой и глядел на приоткрытую дверь в гостиную. Сквозь слёзы видел тонкий светлый силуэт. А когда вытирал глаза, перед ним была только громадная дубовая дверь.

   Он шёл к Серафиме и вновь перечитывал письма поручика Луткова. Спрашивал, глядя больными глазами в покрасневших веках на сумерки за окном:

   - Может ли так статься, тётушка, что сестра отправилась в иные миры на поиски своей правды? Тех пределов, где Мироустройство по её, Лизиным, правилам?

   - Какая правда у тринадцатилетней девчонки? - возражала Серафима. - Убежала, поди, на пруды или реку, или за батюшкой вослед отправилась. Да и сгинула, голубушка наша, цветочек яблоневый...

   И начинала долго, навзрыд плакать.

   А Иван спрашивал себя, почему его всё устраивает в их Мироздании, почему именно младшая сестра взбунтовалась и решилась на побег. Но раз так, значит, она должна дать о себе весть. Или это будет не его Лиза.

   Прошло пять лет.

   Горели спелые хлеба, дымились овины с зерном - это выясняли, кто на чью землю заступил с посевами, крестьяне соседей-помещиков. И усадьбы горели - всякий раз находились недовольные расчётами за работу.

   Горело привычное, казавшееся незыблемым, Мироздание...

   Иван и батюшка уже обсудили такие смутные времена в компании отца Димитрия. Он пробасил, что пока существует человек, не переведутся стычки и даже войны, ведь каждый хочет лучшего именно для себя. И невозможно достичь универсального "лучшего", которое бы устраивало всех.

   - А не грядёт ли день, когда на смену Созданию придёт Разрушение? - прямо и смело спросил Ваня отца, который вздрогнул, вспомнив утраченную дочь.

   Отвернувшись и высморкавшись, Иван Иванович сказал своему студенту:

   - Ты сможешь позволить кому-то переписать историю твоего рода с белой на чёрную?

   - Ни за что! - ответил сын.

   Отец Димитрий и Иван Иванович посмотрели на него так, будто от Вани зависела судьба их Мироздания. Но разве такое могло быть?

   А в ушах Ивана, как колокол, звучали слова: писать - переписать! Писать - переписать! Нет, он никогда не решится что-либо "переписать".

   И когда он прошёл в свою комнату, бывшую горницу почившей тётушки Серафимы, эти слова продолжали ввинчиваться в мозг. Иван уже подумал, что заболел, и проверил свой пульс. Впрочем, не беда: у студента-медика с собой было всё нужное и для впрыскиваний, и для кровопускания.

   Но Иван открыл не свой баул, а тётушкино бюро, отыскал стопку писем с выцветшими чернилами. Первый раз он обратил внимание на почерк. Он был точь-в-точь как каракули его однокашника, Петьки Чеснокова. Он столько раз пользовался его конспектами, получал записки с просьбой заплатить за него в трактире, а то должника не выпускают и грозят раздеть да пустить в исподнем по улице! Это был точно его почерк.

   Иван заходил по комнате, запинаясь носком сапога с немного отставшей на носке подмёткой за кромки ковров. Как же звали того лекаря, который лечил Андрея Луткова?

   Память на миг вернула милые дни детства, их с Лизой розыски другого мира в шкафу. Пётр... Да, лекаря звали Пётр, отчество Иван крепко позабыл.

   Получается, что они с сестрой открыли реальность, в которой не было их Мироздания. Было совсем другое. Основу ему, к примеру, безумному и небывалому примеру, могли дать ощущения раненого. Из-за потерянной возможности жить он стал создавать... То, что породило бредовое состояние поручика Луткова, вдруг овеществилось. Застыло картиной в шкафу.

   А ведь рядом существовал мир, правильный и счастливый, где не было войн, насилия; где спокойно и счастливо жила семья помещика с одинокой тётушкой, которая осталась верной своему жениху. Вечной невестой своему земному Богу...

   Как долговечно была эта бредовая реальность - лазарет, раненые, запахи дезинфекции и табака? Есть ли оно сейчас?

   На каком витке жизни люди поняли, что настоящее Мироздание не удовлетворяет их потребностей и не соответствует представлениям о правильном мире? И всё началось с бунта, к примеру, подростка...