Бишу-ягуар

Пользуясь пучком травы как кисточкой, Урубелава осторожно выкрасил белый костяк. Закончив, он подвесил скелетик на ветку, чтобы высушить, а сам уселся в тени, не проронив ни слова, пока краска не высохла. Тогда он отломил несколько блестящих желтых косточек, нанизал на обрывок тонкой лианы и повесил это ожерелье на шею. Потом приказал дочери:

– Хорошенько промой котелок, чтобы не рассердить духов. Марика уже оттирала мокрым песком пожелтевшие стенки.

Она не очень верила в духов и в ритуал с костями, но миссионер однажды поведал ей историю, как люди, которые ели из посуды, где варились стебли юкки, умерли в страшных муках… В отличие от отца, девочка не была суеверной, но на всякий случай принялась еще усерднее тереть котелок песком. Урубелава потрогал желтое ожерелье и сказал:

– Теперь дьяволы не причинят мне зла. Я хорошо защищен.

Он еще сильнее заточил лезвие мачете, время от времени испытывая его остроту ногтем, потом подошел к водопаду и начал спускаться в пропасть, куда низвергалась вода.

Грохот потока вселил в него страх. Спускаясь на шаг, Урубелава прикасался к желтым косточкам и громко бормотал.

– Юкка, юкка, юкка…

Чем ниже он спускался, тем больше боялся, начиная всерьез сожалеть, что столь безрассудно похвастал перед дочерью своей храбростью. Внизу, над водой, сияла радуга, а серые скалы, мокрые от водяной пыли, то тут, то там были покрыты зелеными ростками невиданных пышных растений. «Уж не они ли составляют пищу дьяволов?» – подумалось Урубелаве.

Крутой спуск становился все более и более предательским. Крупный валун, о который оперся индеец, внезапно пошатнулся и загрохотал вниз по склону, увлекая Урубелаву за собой. В последний миг индеец удержался, схватившись за лиану. Но при этом выпустил из рук лук. Оглядевшись по сторонам, он заметил, что лук застрял в кроне высокого высохшего дерева. Урубелава с проворством обезьяны вскарабкался по стволу и вдруг столкнулся нос к носу с огромной, более семи футов в длину, серо-зеленой кайсакой. Рассвирепевшая от непрошеного вторжения змея шипела и угрожающе раскачивала головой, готовясь нанести смертоносный удар. Урубелава в панике выбросил перед собой руку с ножом и отсек змее голову. Какое счастье, что он заточил мачете перед опасным спуском! Спустившись с дерева, он побрел к воде и вдруг, пробираясь через заросли камыша, ощутил болезненный укол в лодыжку.

Урубелава перепуганно заорал, убежденный, что попал в лапы дьяволов, и схватился за ожерелье, но, вытащив ногу, увидел, что в лодыжку вцепилась смертоносная маленькая коралито, бразильская кобра; казалось, что пламя охватило ногу и быстро поднимается вверх. Он инстинктивно полоснул коралито ножом, но змея не разжимала челюсти, повиснув на ноге, словно отвратительная гигантская пиявка. Урубелава, рискуя поранить ногу, отрубил туловище и отбросил прочь голову пресмыкающегося, челюсти которого продолжали конвульсивно сжиматься и разжиматься.

Опасаясь, что в зарослях могут скрываться другие змеи, он поспешно отбежал подальше от гиблого места и ничком свалился на мокрый мох, уже чувствуя острую резь в глазах. Сделав несколько глубоких надрезов на коже вокруг ранки, Урубелава попытался отсосать яд, но укус пришелся на внешнюю сторону лодыжки, и он не сумел дотянуться ртом до болезненного места. Тогда он взял с земли острый камень и принялся исступленно колотить им по ране, подползая при этом ближе к воде.

Болела уже вся нога, а бедро угрожающе распухло, но Урубелава знал, что если бить камнем по ране, то яд выйдет с кровью наружу. Всю мякоть вокруг раны надо превратить в кровавую массу, из которой яд вытечет в воду; только не повредить при этом кость и успеть все сделать прежде, чем лишишься чувств.

Вскоре Урубелава без сил откинулся на спину, тяжело дыша и закусив губы от боли. Какое счастье, что он приказал дочери оставаться наверху! Она сейчас все глаза выплакала бы, думая, что отец умирает Урубелава знал, что Марика не поверила в магическую силу его амулета. Он благодарно прикоснулся рукой к желтым косточкам, убежденный, что только им обязан тем, что выжил. Превозмогая безумную боль, он старался не шевелиться. Шаманы всегда твердили: «Лежи спокойно, и боль пройдет».

Внезапно все тело свела судорога, и из горла индейца вырвался нечеловеческий вопль; спина непроизвольно выгнулась, и он заметался по траве, как рыба, выброшенная на берег. Боль была сильнее, чем он мог вытерпеть.

Последнее, что он увидел, перед тем как потерял сознание, были четкие и глубокие отпечатки лап ягуара в прибрежном иле…

* * *

При виде отца девочка пришла в ужас.

Пошатываясь, он выбирался наверх, нащупывая перед собой опору, как слепой. С ног до головы его покрывала черная грязь, словно один из обитавших в бездне дьяволов решил принять облик индейца. Левая нога чудовищно распухла и была покрыта полчищами крохотных красноватых муравьев. Плечи и шею облепила черная туча клещей. А у Марики даже не было под рукой пепла, чтобы втереть в укусы и ранки.

Бросившись к отцу, она обвила его могучую грудь тонкими ручонками и, не в силах сдержаться, расплакалась.