Бисмарк

Роон остался одним из немногих политических сподвижников Бисмарка, являвшихся одновременно его личным другом. После его отставки канцлер направил ему письмо, ставшее настоящим криком души одинокого человека: «Ваша отставка сделала меня одиноким. […] На службе вокруг меня воцаряется пустота, чем дальше, тем в большей степени. Старые друзья умирают или становятся врагами, а новых уже не приобретаешь»[603]. В окружении Бисмарка оказывалось все больше лояльных исполнителей и все меньше самостоятельных, думающих людей, все больше приспособленцев и все меньше сподвижников. И виноват в этом был во многом он сам, не терпевший возражений и требовавший беспрекословного подчинения.

В том же 1872 году Бисмарк провел реформу, окончательно поссорившую его с остэльбским юнкерством. На рассмотрение Прусского ландтага был вынесен законопроект о реформе местного самоуправления, в соответствии с которым административные полномочия помещиков были переданы в руки государственных чиновников. Ликвидация старых, оставшихся еще с феодальных времен порядков оказалась весьма болезненной для остэльбского дворянства, привыкшего единовластно распоряжаться в своих владениях. Если нижняя палата Прусского ландтага приняла законопроект, то верхняя — Палата господ, куда входили в основном представители юнкерства, — намертво его заблокировала. Правительству пришлось прибегнуть к беспрецедентной мере: король разом назначил в Палату господ 24 новых члена, полностью лояльных ему. Благодаря этому удалось получить необходимое большинство.

В ответ на взрыв возмущения Бисмарк отдал органам местной власти распоряжение полностью лишить консерваторов административной поддержки на предстоящих выборах в Прусский ландтаг и Рейхстаг. Результат не замедлил сказаться: в ландтаге, например, они потеряли 86 мандатов — почти от прежнего числа. Конфликт между Бисмарком и его консервативными противниками достиг своей высшей точки летом 1875 года, когда «Крестовая газета» опубликовала серию статей, в которой обвинила канцлера в личном обогащении за счет сотрудничества с либералами. Оскорбленный глава правительства спустя некоторое время выступил в Рейхстаге с жесткими нападками на издание и призывом бойкотировать его[604]. В ответ большая группа влиятельных консерваторов опубликовала декларацию, в которой полностью поддержала позицию своего печатного органа. Это затронуло Бисмарка особенно болезненно, поскольку среди подписавших документ было немало его прежних личных друзей. В качестве примера можно назвать Рейнгольда фон Таддена-Триглаффа, брата Марии. Даже нежные чувства к усопшей, которые Бисмарк сохранил до глубокой старости, не удержали его от того, чтобы отправить старинному приятелю письмо, составленное в настолько жестких выражениях, что любые личные контакты между ними становились невозможны. Судя по всему, канцлер был в очередной раз глубоко задет «предательством» своих прежних сподвижников, многие из которых, в свою очередь, считали его самого предателем консервативных ценностей и идеалов. В своих мемуарах Бисмарк обвинял их в том, что они оставили его в беде и нанесли непоправимый ущерб его здоровью[605].

Несколько благополучнее все выглядело в международных делах. Если и существовала сфера, где Бисмарк мог распоряжаться практически полновластно, то это была именно внешняя политика. Поэтому говорить о «дипломатии Бисмарка», как это делают многие исследователи, вполне оправданно. Для самого «железного канцлера» она оставалась любимой сферой деятельности. В 1872 году он говорил, что «справляется с Европой за 10–15 минут во время первого завтрака»[606]. Бисмарк неоднократно размышлял о том, чтобы полностью отказаться от руководства германской внутренней политикой и сосредоточиться исключительно на внешней.

По меткому определению Эберхарда Кольба, с основанием империи завершилась «героическая фаза»[607] политической карьеры Бисмарка. После 1871 года «железному канцлеру» пришлось выполнять выглядевшую гораздо более прозаично, но не менее важную работу, целью которой являлось сохранение достигнутого.